Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов

— Что предлагаешь?

— Нужны профессионалы. Не артельщики с ружьями, которых мы за месяц обучили стрелять и не ссаться при виде крови. Нужны настоящие солдаты. Люди, которые войну видели, смерть не боятся, умеют держать строй и выполнять приказы, даже когда вокруг ад.

— Где их взять? — спросил я, хотя догадывался, к чему он клонит.

Игнат выпрямился, глаза его блеснули.

— Казаки.

Я поднял бровь.

— Казаки? У нас тут Урал, Игнат. До казачьих земель — сотни вёрст.

— Были, — поправил он. — После войны двенадцатого года многих списали. Кто ранен, кто отслужил срок, кто провинился или просто не ужился с новым начальством. Они оседали где придётся — в городах, деревнях, на окраинах. Кто-то землю пашет, кто-то батрачит, кто-то пьёт с горя. Но внутри они остаются казаками. Воинами. Это у них в крови.

Он сделал паузу, давая словам осесть, а мне — переварить.

— Я знаю несколько мест. Станицы, хутора на границе края. Там есть люди. Хорошие люди, закалённые в боях. Их жизнь не задалась — земли мало, начальство придирается, перспектив нет, гордость растоптана. Но если предложить им дело — честное, с хорошей платой и уважением, — они пойдут. Они ждут такого предложения.

Я задумался, барабаня пальцами по столу. Казаки. Это была другая категория бойцов. Не крестьяне, которых можно научить держать ружьё и стоять в карауле. Не отставные пехотинцы, вроде моих «волков», — дисциплинированные, но измотанные годами муштры и походов. Казаки — это боевая культура, передававшаяся из поколения в поколение. Они рождались в седле, росли с шашкой в руке, для них война была не работой, а образом жизни.

Но именно поэтому их было сложно контролировать. Казаки гордые, вольнолюбивые, не терпят барской спеси и унижения. Они не будут служить ради денег — им нужна идея, атаман, которому можно доверять, дело, за которое стоит умирать.

— Смогу ли я их убедить? — спросил я вслух, больше себя, чем Игната.

— Сможешь, — уверенно ответил тот. — Они уважают силу и честность. Ты — и то, и другое. Плюс у тебя репутация. Слухи о том, как ты с Рябовым воюешь, дошли до окраин. Люди говорят: Воронов — справедливый барин, своих не бросает, врагов не прощает, платит золотом и слово держит. Для казака это важнее золота.

Я встал, прошёлся по комнате. За окном сгущались сумерки, где-то в бараках зажглись первые огни. Казаки. Профессиональная военная сила, способная не просто обороняться, но и наступать. С ними я мог бы не только отбивать атаки Рябова, но и диктовать свои условия. Контролировать территорию, защищать дорогу, обеспечивать безопасность артели на годы вперёд.

Превратить «Воронов и Ко» в силу, с которой придётся считаться не только местным бандитам, но и самой власти.

— Сколько людей тебе нужно? — спросил я, останавливаясь у окна.

— Для начала — человек двадцать-тридцать. Потом можно набрать больше, если дело пойдёт. Но первая партия — самая важная. Это должны быть лучшие, проверенные. Они станут костяком, примером для остальных. От них зависит, пойдут ли за ними другие.

— А ты сможешь их найти? Убедить?

Игнат усмехнулся, и в этой усмешке читалась уверенность старого солдата, который знает себе цену.

— Я сам полжизни с казаками служил. Под Бородино они нас, пехоту, из окружения вытащили, когда мы уже мёртвыми себя считали. Я их язык знаю, обычаи понимаю, честь уважаю. Дай мне месяц и деньги на дорогу — приведу тебе людей, которые Рябова в землю закопают.

Я повернулся к нему, встретился взглядом.

— Месяц — это долго. Рябов может ударить раньше.

— Может, — согласился Игнат. — Но если не рискнём сейчас, потом может быть поздно.

Он был прав. Как всегда.

Я подошёл к тайнику, достал кожаный мешок с золотом. Отсчитал десять червонцев — тяжёлых, увесистых монет, каждая стоила целое состояние для простого человека. На эти деньги семья крестьян могла год безбедно прожить.

— Вот, — протянул я мешок Игнату. — На дорогу, на переговоры, на задатки. Но действуй быстро. Месяц, говоришь? Уложись в три недели.

Игнат взял мешок, взвесил на ладони, кивнул.

— Уложусь. Выезжаю завтра на рассвете.

— Кого возьмёшь с собой?

— Кремня и Сыча. Они знают дорогу, умеют языком молоть и в случае чего — кулаками объяснить. Плюс, если казаки увидят, что со мной едут не барчуки, а свои, солдатские — легче пойдёт разговор. Они своих чувствуют.

— Хорошо. А здесь командование передаёшь Волку. Он старший после тебя.

— Уже передал, — Игнат ухмыльнулся. — Волк в курсе. Он лагерь не отдаст, даже если чёрт рогатый придёт с полчищем бесов.

* * *

Утром я провожал Игната у ворот. Он сидел на лошади, в дорожной одежде, с винтовкой за спиной и саблей на боку. Кремень и Сыч — такие же собранные и готовые к долгой дороге — ждали чуть поодаль, проверяя подпруги.

— Береги себя, — сказал я, подходя к стремени. — Дороги сейчас неспокойные. Рябов может попытаться перехватить, если узнает, что ты на важном деле.

— Не узнает, — уверенно ответил Игнат. — Пойдём окольными путями, через старообрядческие скиты. Елизар карту нарисовал, людей своих предупредил. Доберёмся тихо, как мыши в амбаре.

Он наклонился в седле, протянул руку. Я пожал её крепко, чувствуя силу старого вояки.

— Удачи, Игнат Захарович. Жду тебя с хорошими новостями.

— Будут, командир. Обещаю.

Он развернул лошадь, кивнул Кремню и Сычу. Трое всадников тронулись, быстро набирая темп. Через минуту они скрылись за поворотом дороги, растворившись в утреннем тумане, стелившемся над лесом, как саван.

Я остался стоять у ворот, глядя им вслед, пока последний звук копыт не растаял в тишине. Месяц. Три недели, если повезёт. За это время могло случиться что угодно. Рябов мог напасть, власти могли прислать ревизию, погода могла испортиться и затруднить возвращение. Штольц мог вернуться с новой бандой.

Но выбора не было. Нам нужны были профессионалы. Люди, для которых война — не экстраординарное событие, а обыденность. И если Игнат говорил, что казаки — это то, что нужно, я ему верил. Безоговорочно.

* * *

Следующие две недели тянулись мучительно медленно, как смола по холодному стеклу. Я пытался отвлечься работой — проверял промывку, следил за строительством нового барака для будущих казаков, разбирал бумаги от Степана, планировал новые участки для разработки. Но мысли постоянно возвращались к Игнату. Где он сейчас? Нашёл ли казаков? Смог ли убедить? Живы ли они вообще?

Степан прислал письмо, короткое и тревожное:

«Андрей Петрович! Рябов снова активизировался. Нанял новых людей — на этот раз не каторжан, а