Обратный отсчет - Токацин

— Поле пружинит, — отозвался учётчик. — Ну что скажешь, Джед? Можешь починить?

— Здесь не выйдет. Надо в цех нести, — сармат вернул часть обшивки на место и вытер руки. Кенен обрадованно закивал.

— Как знаешь, Джед. Главное, чтобы заработало. Сейчас пойдёшь в цех?

Гедимин уже прикидывал про себя, что именно придётся заменить, и какие запчасти есть у него в «кабинете», но, услышав слова Кенена, остановился и пристально посмотрел на него.

— Срочная работа? Тогда горчицей не отделаешься.

Учётчик мигнул и потянулся к карману.

— Как хочешь, Джед. Васаби? Красный перец?

Сармат качнул головой.

— Обсидиан. Примерно такого размера, — он показал на пальцах величину небольшого обломка. Кенен удивлённо замигал и положил тюбик васаби обратно в карман.

— Обсидиан? Минерал? Странная просьба, Джед. Это просто тёмная стекляшка природного происхождения.

— Без тебя знаю, — сармат недобро сощурился, и учётчик замолчал и подался к двери. — Принесёшь — отдам миниглайд. Но в следующий раз чинить не буду. Надоело предупреждать.

Кенен натянуто улыбнулся и похлопал себя по карманам.

— Никаких вопросов, Джед. Принесу завтра же. Завтра будет готово?

Гедимин кивнул. «Камень будет. Какой толщины может быть палец человека?» — он задумчиво сощурился, вспоминая руки людей, с которыми встречался. В основном ему попадались «макаки» в экзоскелетах, а у тех, кто был без брони, длина и толщина пальцев заметно отличались. «Неудобно им жить,» — в очередной раз подумал сармат. «Возьму максимум, сделаю сужающимся. Будет нужно — подгонит. От его перстня была польза для науки. Надо компенсировать.»

14 февраля 46 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

С крыши азотной станции был очень хорошо виден главный корпус, практически весь, — кроме того, что интересовало Гедимина. Специалисты «Вестингауза» работали внутри, под крышей реактора, наружу не проникало ни звука — сарматы постарались с изоляцией. Гедимин, в третий раз за день выбравшийся на крышу азотной станции посмотреть на главный корпус, чувствовал себя очень глупо, но удержаться не мог. Он с тоской посмотрел на закрытые ворота и двоих охранников в тяжёлых экзоскелетах. Нечего было и думать пройти внутрь — охрана заранее взяла чертежи главного корпуса и разместила посты везде, где мог пробраться посторонний, а там, где можно было пройти ползком, были поставлены заглушки. Даже вентиляционные трубы находились под постоянным присмотром дронов-наблюдателей.

— Эй, атомщик! — Константин, тихо поднявшись на крышу, тронул сармата за плечо. — Хватит сюда лазить. Третий раз за сегодня. Про вчера и позавчера вообще молчу.

— Сейчас, — буркнул Гедимин, пересчитывая дроны над крышей. «Это наша станция. Почему там всё время лазят макаки⁈» — он сердито сощурился и, отвернувшись от закрытого здания, спустился в люк. «Я хочу построить свою станцию. Без мартышек. Чтобы никто не лез под руку.»

…Над озером разносились разочарованные вздохи, сердитое фырканье и приглушённые ругательства. Гедимин остановился на краю аэродрома. Солнце уже садилось, над взлётными полосами загорались фонари, и в их свете было видно, как потемнел, вздулся и покрылся трещинами озёрный лёд. С закатом похолодало, но растаявший снег на крыше клонария ещё не успел стечь; с неё капало. Одна из самок на берегу подобрала кусок льда и бросила в одно из тёмных пятен. Поверхность с громким треском просела, узкие трещины стали шире.

— Ничего не выйдет, — сказала она, подбирая с земли что-то продолговатое, завёрнутое в ветошь. — Гребучая оттепель!

«Странная погода,» — Гедимин спустился к кромке льда и слегка надавил на неё. Ему под ноги выплеснулась вода.

…«Ну что я могу вам сказать, коллега? Пожалуй, ничего. Энтони Рохас получил ваше кольцо. Вашу приписку я показывать ему не стал. Постарайтесь впредь не дарить на Валентинов день никаких подарков тем, с кем вы… хм… не собираетесь спариваться. Ваше незнание традиций вполне понятно и простительно, но Рохас до сих пор озадачен и сердит… и это ещё посылка пришла на два дня раньше! Я тронут такой заботой о нашем коллеге, но выглядело это очень странно (вы не в обиде?).»

Гедимин озадаченно мигнул, перевёл взгляд со смарта на дверь, но вспомнил, что в комнате Кенена ещё не зажёгся свет, и искать его придётся по всему городу. «Ничего не понимаю. Я хотел помочь. У него теперь есть кольцо. При чём тут спаривание⁈» — он недоумённо пожал плечами и продолжил чтение.

«Если бы я взялся за это письмо два дня назад, оно было бы посвящено коллеге Роберту и его крысам более чем полностью. Хотя опыты над различными материалами не прекращаются, основной поставщик новостей сейчас он. У него уже почти готова статья о влиянии омикрон-лучей на нервную систему млекопитающих (вкратце — сильнейшее галлюциногенное действие, возбуждение коры мозга и периферийных нервов вплоть до судорог и впадения в кому). Крыс, выживших после кормёжки ирренцием, всё-таки умертвили и вскрыли — и предположения Роберта подтвердились полностью. Вещество действительно не повредило им — органы лишены патологий, никаких новообразований не найдено, единственное, что изменилось, — состав костной ткани. Как мы с Майклом и предполагали, ирренций отложился в костях — что неудивительно: химически он очень схож с кальцием. То, что он так легко включается в обмен веществ, — ещё одна причина для предельной осторожности с этим образцом — а также с теми, которые будут обнаружены в дальнейшем. Я слышал, что всех военных космолётчиков предупредили о возможной опасности на орбите Сатурна; вот только я не уверен, что дело здесь в Сатурне. Его спутники очень бедны тяжёлыми металлами.»

Гедимин перечитал первые фразы и хмыкнул. «Ещё и нервная система… Помесь бластера и станнера… с летальным воздействием? А вообще, очень странно, что раньше этот металл не находили. Он, кажется, приметный…»

«Но на этом разговор о крысах я заканчиваю. Случилось кое-что более интересное — и, я бы сказал, тревожащее. Я уже рассказывал, что Майкл с самого дня обнаружения ирренция (и особенно с тех пор, как выяснилось, что он соответствует „сто сороковому“ элементу его погибшего родственника) был очень взволнован и не находил себе места. В последнюю неделю он был очень малословен, угрюм, но обсуждать ничего не хотел. Всё вскрылось два дня назад на внеплановом совещании нашей лаборатории (собрали только нас, но присутствовал и Майкл, как представитель радиохимиков). Он официально потребовал признания приоритета Брайана Вольта в открытии ирренция. Патентное ведомство уже связалось с нами; он вышел даже на Совет безопасности, и там к нему прислушались. Майкл намерен вскрыть не только архивы довоенного Лос-Аламоса,