Сотня. Смутное время - Эльхан Аскеров

– Вот сейчас Катерина прибежит, вместе и накроете, – важно кивнул Матвей, не спеша перешагивая через тын.

– И то верно, – поддержал его Григорий. – Такое дело всей семьёй отмечать надо. Первая награда, как-никак.

– Видать, недаром тебе черкеску разрубили, – проворчала Настасья, с подозрением поглядывая на сына. – Резались небось насмерть.

– Ну, ты думай, мать, чего несёшь, – осадил жену кузнец. – За простую прогулку таких наград не дают. В дом ступай и делом займись. А я пока к Елизару схожу, – приказал он, направляясь к бочке с водой.

Кивнув, Настасья моментально испарилась, словно восточный джинн, а Матвей, понимая, что к работе сегодня уже не вернёшься, отправился следом за матерью. Нужно было переодеться и правильно прикрепить свою первую награду. Раз уж Григорий решил это дело отметить, значит, за столом они проведут весь оставшийся день до самой ночи. Занеся всё полученное в свою комнату, Матвей сбегал в подпол за угощением для ребятишек.

Орехи в меду и такая же ягода уже стала их любимым лакомством. Так что запасы парня уничтожались, что называется, регулярно и с удовольствием. Отнеся всё вынутое из подпола на кухню, парень вернулся к себе и только тут понял, что понятия не имеет, как правильно носится награда. Из растерянной задумчивости его вывело воспоминание. Один из ветеранов станицы щеголял сразу тремя крестами.

Прикрыв глаза, Матвей старательно вспоминал, как и где именно у него крепились награды, и, вздохнув, принялся цеплять крест на разложенную на столе черкеску. Убедившись, что крест висит ровно и отваливаться не собирается, Матвей надел черкеску и, затянув на талии пояс, подошёл к зеркалу. В отражении на него смотрел молодой здоровенный парень со шрамом через всё лицо. Коротко стриженный, с роскошным, чуть вьющимся чубом. А вот с усами и бородой у него было сложно.

Растительность на лице ни густотой, ни качеством не отличалась, так что Матвею приходилось чисто выбриваться, чтобы не смешить людей. Судя по всему, это было последствием удара молнией. Во всяком случае, иного объяснения у него не было. Особенно, если учесть, что на теле с шерстью всё было в порядке. Задумчиво хмыкнув, Матвей скорчил своему отражению рожу и, махнув рукой, проворчал:

– Какую морду дал бог, такую и ношу.

* * *

О том, что Катерину просватали в семью кузнецов, вся станица узнала, едва только сваты уселись в бричку. Григорий решил сделать всё по правилам. Раз уж пришло время сына женить, так пусть всё будет так, как по укладу положено. Именно так он заявил Матвею, который предлагал не поднимать лишнего шума и просто, обговорив всё с самой девушкой, объявить о принятом решении.

По причине сиротства новоявленной невесты сватов требовалось засылать к старшинам. Именно они несли ответственность за Катерину и детей после смерти родителей и по причине отсутствия других родственников старшего поколения. Так что бричка первым делом подкатила к общественному дому, где уже собрались все старшины станицы. Григорий, как главный в этом деле, объяснил причину своего приезда, и старшины, переглянувшись, задумчиво уставились на самого Матвея.

Парень стоял за плечом отца, в новенькой черкеске, с полученным орденом на груди и при оружии. С первого взгляда каждому было понятно, что перед старшинами стоит родовой казак, а не просто вооружённый молодой парень. Молчание затянулось, но нарушать его никто не торопился. Наконец Лукич, оглянувшись на посыльного, с любопытством гревшего уши в мужском разговоре, приказал:

– Сбегай, кликни Катерину сюда. Дело серьёзное и неволить девку никто не станет. Даст своё согласие, быть посему. А нет, не обессудьте, станичники. Значит, не выгорело ваше дело. Присядьте покуда.

Кивнув, Григорий снял папаху и, усевшись на лавку, жестом указал сыну на место рядом с собой. Присев, Матвей задумчиво огляделся и, вздохнув, от нечего делать принялся рассматривать старую карту местности, висевшую на противоположной стене. Как оказалось, сей шедевр картографического искусства был выпущен двадцать лет назад, государственной мануфактурой при Русском географическом обществе империи. В углу стоял штамп, из которого это и стало известно.

Катерину привели под конвоем двух пожилых казачек и Настасьи. Едва войдя в дом, женщины с ходу принялись обихаживать девушку, снимая с неё широкую шаль и усаживая подальше от мужчин. Настасья, отойдя в сторонку, сложила руки под грудью и уставилась на старшин с таким видом, словно готовилась к бою. Заметив такое состояние матери, Матвей недоумённо хмыкнул и вопросительно покосился на отца. В ответ Григорий только едва заметно усмехнулся и повернулся к старикам.

– Значит, в жёны её себе хочешь? – вздохнув, обратился Лукич к парню.

– Хочу, – коротко кивнул Матвей.

– И давно решил?

– А как их степняки скрали. Вот пока обратно ехали, и задумался.

– Давно, значит, – понимающе кивнул Лукич. – А о беде её знаешь?

– Знаю.

– И как? Неужто не колет?

– Нет. То беда её, а не вина. Не сама к ним пошла.

– И попрекать, значит, тоже не станешь? – не унимался старый казак.

– Не в чем её попрекнуть. Что случилось, не изменить, а в станице она себя блюла. Так что и говорить тут не о чем, – отрезал Матвей, начиная злиться на этот странный допрос.

– Не скажи, парень, – качнул Лукич головой. – Оно ведь как бывает. Девка ведь красивая, глаз не оторвать. Иной попервости думает, что сможет забыть всё, а на поверку выходит, что не получается. Вот и маются после оба. Иной раз и до худого дойти может.

– Что-то ты, Макар Лукич, не то говоришь, – качнул Матвей головой. – Я ведь только что сказал, что думал об этом. Серьёзно думал. Так что знаю, что гуторю. И потом, не хотел бы я жениться, не стал бы и помогать, и подарков делать. Ведь дарил-то от души, ничего в отдарок не требуя. Вон она сидит, сам спроси, – кивнул он на девушку.

– Так ли, Катюша? – повернулся Лукич к ней.

– Так, – еле слышно ответила Катерина. – И подарки дарил, и в делах иной раз помогал. Да и тётка Настасья с дядькой Григорием с добром к нам всегда относились. Ещё при родителях, – чуть осмелев, добавила она.

– А ты, значит, Гриша, с решением сына согласен, – резюмировал Лукич, повернувшись к кузнецу.

– А чего б я иначе тут делал? – иронично усмехнулся Григорий. – Катерина девка добрая. И из семьи хорошей. А что беда случилась, так нет тут её вины. Верно сын сказал.

– Да уймись ты уже, Лукич, – не удержавшись, пошла Настасья в атаку. – Сам же знаешь. И