Сотня. Смутное время - Эльхан Аскеров

Сбегав до скворечника за домом, парень вздул самовар и, прислонившись спиной к стене, с удовольствием отдыхал от царящего в хате гула голосов. Минут через семь из дома выскользнула Катерина и, повторив его маршрут за дом, встала на крыльце рядом с ним. Дождавшись, когда самовар вскипит, Матвей выгреб из топки угли и, беря его за ручки, скомандовал:

– Как войдём, ты краем на мою половину пробирайся. А я самовар матери отдам, и пирог у неё возьму. Чай она нам после принесёт. На моей стороне в первую дверь по правую руку входи. Там мастерская моя, и стол имеется. Там и поговорим спокойно. А то от этого шума уже голова болит.

– Ага, разгулялись казаки, – хихикнула Катерина, пристраиваясь ему в кильватер.

Прикрывая девушку широкой спиной, Матвей дождался, когда она проскользнёт на его половину, и, выставив самовар на стол, ухватил Настасью за рукав. Быстро объяснив ей свой план и получив полное одобрение, Матвей получил у матери широкое блюдо с кусками пирогов с разной начинкой и поспешил в свой рабочий кабинет. Иной комнаты, где имелся бы стол, у него просто не было.

Минут через пять Настасья сама принесла ребятам чаю и, заговорщицки им подмигнув, тихо посоветовала:

– Ежели чего ещё захотите, сами не выходите. Из дверей, Матвейка, выгляни, я и подойду. А ты, красавица, не тушуйся. Теперь это и твой дом тоже.

– Благодарствую, тётка Настасья, – порозовев, улыбнулась Катерина.

– Всё, дочка. Кончилась тётка. Привыкай мамкой звать, – озорно подмигнула ей Настасья и выскользнула за дверь.

– Это ведь только сговор отмечают. Помыслить боюсь, что на свадьбе будет, – проворчал Матвей, прислушиваясь к разгуляю за стеной.

* * *

На следующий день Григорий маялся похмельем, женщины отмывали посуду и наводили в доме порядок, а Матвей отправился вместо отца в кузню. Праздник праздником, а станица без кузнеца оставаться не должна. Именно там его и нашёл Макар Лукич, вошедший в мастерскую со старой шашкой в руках. Вежливо поздоровавшись, парень с интересом покосился на оружие. Чуть улыбнувшись, старый казак вынул клинок из ножен и, протянув его парню, попросил:

– Глянь, как её поправить можно.

– Старая работа, – задумчиво протянул Матвей, осматривая оружие. – Из двух полос ковалась.

– Верно сказал. Это ещё деда моего шашка. Память.

– Ну, ежели на стену её, то можно будет на лезвие новую полосу наварить. Тогда и заточка будет, и форма прежняя останется.

– А ежели как есть оставить? – чуть подумав, уточнил Лукич.

– Тогда только режущую кромку разогреть да выправить, а после снова заточить, – пожал парень плечами.

– Надолго это? – помолчав, поинтересовался казак.

– Часа за два управлюсь, – спокойно ответил Матвей.

– Делай, – решительно кивнул Лукич.

– Тогда вон туда, на чурбачок пока присядь, дядька, или домой ступай, а я делом займусь, – скомандовал парень, начиная раскочегаривать горн.

– Тут побуду, пожалуй, – усмехнулся казак, тяжело опускаясь на чурбак.

«Ага. Значит, шашка – это просто повод. Серьёзный разговор будет впереди», – усмехнулся про себя Матвей, ловкими движениями заталкивая клинок в разогревшийся уголь.

Добившись ровного малинового свечения по всей режущей кромке, он переложил шашку на наковальню и, подхватив лёгкий молот, принялся короткими, точными ударами править лезвие. Избавившись от сколов и выщербин, Матвей плавно опустил клинок в корытце с маслом и, дав остыть, переложил шашку на станок для заточки. Делал его парень сам, исходя из знаний, полученных в прошлой жизни, так что процесс заточки любого режущего инструмента был заметно механизирован и облегчён. С интересом глядя на его работу, старик только иногда головой покачивал, продолжая упорно молчать. Наконец Матвею это надоело, и он, не отрываясь от работы, негромко спросил:

– Матвей Лукич, ты никак спросить чего хотел?

– Приметил, значит, – удивлённо хмыкнул казак. – Верно сказал, есть у меня вопрос к тебе.

– Так спрашивай, чего там, – чуть пожал Матвей плечами.

– Ты только правду ответь. А не захочешь, лучше ничего не говори, – вздохнув, с ходу предупредил старик. – Ты с чего решил Катерину за себя взять? Ну не верю я, что влюбился.

– А я и не говорил, что люблю, – вздохнул Матвей в ответ, не отрываясь от работы. – Нравится она мне сильно, это да. Тут ведь вот как. Батюшка, который всем нам пращур, посоветовал. А я поначалу упирался. Думал, вообще жениться не стану, а после подумал и решил сделать, как он сказал.

– Это тебе Святослав рассказал? – озадачился Лукич.

– Сам пращур, – помолчав, честно признался Матвей. – Я ведь его молнией меченный. Вот и… – он развёл руками, всем своим видом показывая, что ничего тут изменить не может.

– Ох я дурак старый! – хлопнув себя ладонью по лбу, вдруг взвыл старик. – А ведь Елизар намекал мне, что не всё с тобой так просто. Вот дурак-то!

– Господь с тобой, дядька, хватит лаяться, – растерянно попытался осадить его Матвей, но старик не слушал.

Пару раз энергично пройдясь из угла в угол кузницы, он растерянно присел на чурбак и, достав из поясной сумки трубку и кисет, принялся набивать её, играя желваками на скулах. Потом, раскурив трубку, старик выпустил несколько клубов ароматного дыма и, покачав головой, тихо произнёс:

– Прости, сынок, дурака старого. Послушал баб, да чуть напраслину на тебя сдуру не возвёл.

– Это ты о чём, Макар Лукич? – насторожился Матвей.

– Да бубнили мне тут некоторые, что ты решил на Катерине жениться, только чтобы всё хозяйство её под себя забрать, а сирот малых в работники определить. Мол, тебе подмастерья в кузне сильно нужны будут, как станешь клинки булатные для воинства ковать.

– Вот уж и вправду дурь, – презрительно фыркнул Матвей. – Они пока сумеют большой молот поднять, я состариться успею.

– Прости, Матвей, – истово попросил старик.

– Бог простит, Макар Лукич, – отмахнулся парень. – Ты меньше баб дурных слушай. Думаю, рассказывали тебе это те, у кого девки на выданье имеются.

– А и верно, – подумав, удивлённо протянул казак. – Вот ведь стервы!

– Хрен с ними, – снова отмахнулся Матвей. – Приметили, что у нас в семье и деньги водятся, и сам я не ленив, да ещё и секретом для войска важным владею, вот и засуетились, чтобы девок своих пристроить. Да только одного не знают.

– Это чего же? – тут же сделал старик стойку, не хуже охотничьей собаки.

– А того, что девки ихние меня иначе как «палёной рожей» промеж себя и не зовут. Сам слышал, – добавил он, отсекая любые возражения в зародыше. – Это и была одна из причин, по которой я решил к Катюше свататься. Я прежде, чем отца просить, сам с ней гуторил. Вот ей не рожа