Адвокат Империи 11 - Ник Фабер

— Александр, скажи мне, что это то, что я думаю? — попросил Скворцов, подходя к нам.

— Оно, — улыбнулся я. — Ну что же. Думаю, что пришла пора начать финальный акт.

* * *

— Я, конечно, всё понимаю, но… что он здесь делает? — не пытаясь даже хоть как-то скрыть отвращение в голосе, спросила Голицына, глядя на стоящего у стены Волкова.

— Мы коснёмся этого позже, Лиза, — произнёс я, чем, похоже, очень сильно её задел.

— Ты что, забыл, где твое место, стажёр? — презрительно фыркнула она. — Не тебе диктовать мне условия…

— Может быть, мы уже перейдем к делу? — предложил стоящий за её спиной Вячеслав Харитонов, и я обратил внимание на его недовольный взгляд в сторону Волкова.

Тот лишь хмыкнул и закинул орешек себе в рот.

Мы собрались в отдельной переговорной. Здание суда имело несколько таких комнат. Чаще всего они использовались для конфиденциальных встреч и бесед между сторонами, если те каким-то чудом приходили к решению до суда или в процессе его и хотели обсудить его за пределами судебного зала.

Я и Скворцов сидели с одной стороны стола. Напротив нас — Голицына и Харитоновы, которых мы вызвали на разговор под предлогом обсуждения новых улик. Своих клиентов Скворцов звать не стал, так как мы планировали всё решить без них.

На самом же деле это я попросил Владимира не звать их, ещё и для того, чтобы те ненароком не поломали всё в последний момент. А то помню я жадность одного из супругов, когда занимался делом благотворительного фонда ещё тогда, когда работал на Лазаревых. Повторения такого эксцесса сейчас мне совсем не хотелось. Мы и так ходили по краю с этим планом.

— Вы хотели обсудить ваши «новые улики», — язвительно напомнила Голицына. — И напомню, что десять минут из ваших тридцати уже прошли. Так что рекомендую начать, иначе…

— Иначе что? — спросил я. — Мы вернёмся в зал суда?

— Именно, — невозмутимо подтвердила она.

— Что же, тогда нам действительно стоит поторопиться.

С этими словами я достал из внутреннего кармана своего пиджака небольшой конверт и протянул его Елизавете.

Блондинка нахмурилась, но конверт всё-таки взяла. Открыла его и достала наружу листок с двумя строчками на нём.

— И? Это какая-то шутка? — поинтересовалась она, уставившись на нас.

— Нет, Лиза, — покачал я головой и пояснил. — Это номер благотворительного счёта некоммерческого фонда, который был открыт нами вчера. А та строчка, что ниже, это сумма, которую нужно на него внести. Разумеется, после получения она будет разбита на равные доли, которые получат все пострадавшие в аварии.

После моих слов в помещении повисла тишина, нарушаемая лишь шуршанием пакетика с орешками в руках Волкова.

На лице Голицыной появилось странное выражение. Что-то среднее между лёгкой растерянностью и готовностью рассмеяться от абсурдности происходящего.

— Это что? Какая-то тупая шутка?

— Шутка? — Я состроил удивлённое лицо и повернулся к Скворцову. — Мы что, шутим?

— Да вроде бы нет, — сказал тот и вновь повернулся к Елизавете. — Нет, точно не шутка. Даже более того, мы надеемся, что сумма будет переведена на счёт фонда к сегодняшнему вечеру.

— Так, — вздохнула Голицына, вставая со стула. — С меня хватит. Я буду ждать вас в зале суда, где и размажу вас тонким слоем.

С этими словами она направилась к выходу. Конечно же, молчаливые Харитоновы также встали и уже собрались выйти, когда услышали мой голос.

— А вот вас, Вячеслав Денисыч, я бы попросил остаться, — громко сказал я. — Если, конечно же, вы не хотите завтра ночевать уже на улице.

Он повернулся с такой резкостью, будто в его руке было оружие и он собирался его использовать.

— Что ты сейчас сказал?

Как и подобает военному, его голос был строг, холоден и спокоен. Ну ладно. Может быть, насчёт последнего я немного и ошибся. Спокойствия там было не больше, чем в бушующем от шторма океане.

— Вы меня услышали, — не стал я пугаться. — Так что очень рекомендую вам сесть и обсудить условия вашего текущего и крайне шаткого финансового положения с вашим новым кредитором.

В этот раз в его голосе прозвучала растерянность.

— Что? С каким ещё кредитором?

В наступившей за этим тишине крайне громко зашуршал пакетик с орешками.

— Да, видите ли, тут такое дело, — пояснил я. — Ваши долги перед банком были выкуплены сегодня физическим лицом с условием переуступки долга.

— Ага, — хмыкнул Волков и с довольной рожей закинул очередной орешек себе в рот, вновь мерзко зашуршав пакетом. — Мной.

— Что? — Харитонов явно растерялся. Он повернулся к Голицыной. — Елизавета!

— Это бред, — тут же заявила она, но я быстро ощутил шаткую, едва заметную неуверенность в её словах. — Они обязаны были уведомить…

— Не обязаны, — перебил я её. — Согласно Гражданскому кодексу империи должник должен быть уведомлён о переуступке долга иному кредитору. Это верно. Но нигде не сказано, что он должен быть уведомлен заранее.

Я развёл руками и позволил себе довольную усмешку.

— Так что считайте, что вас только что уведомили. Также, чтобы не возникло вопросов, — я открыл папку и достал несколько листов, которые начал выкладывать на стол, — договор цессии, составленный в полном соответствии с законом, право передачи новому кредитору, то есть барону Волкову, и все остальные бумаги. Можете ознакомиться, коли есть такое желание.

Мы встретились с ней взглядами, и это противостояние продолжалось где-то секунд пять, прежде чем она сдалась и начала проверять документы.

В комнате опять повисла тишина. Пока Голицына лихорадочно проверяла бумаги, Харитоновы переглядывались между собой. И мне было чертовски приятно видеть, как изменились их лица. Отец и старший сын уже не выглядели такими уверенными в себе, как это было пять минут назад. Они явно были ошарашены происходящим. Настолько, что даже Егор Харитонов перестал лыбиться и теперь смотрел то на отца, то на брата.

— Что, неприятно, да? — поинтересовался Волков. — Я задеру для вас такие проценты по вашим долгам, что вы со мной до конца вашей поганой жизни не расплатитесь.

Он говорил это медленно. С наслаждением. Растягивая каждое слово. Мне даже не нужно было читать его