Муля не нервируй… Книга 7 - А. Фонд

— Эмммм….нам с Мулей надо поговорить… — озвучил Миша свой немой посыл, видя, что Дуся его намёкам явно не вняла.

Дуся пожала плечами и положила на сковородку новую порцию чего-то буроватого, что я идентифицировал как перетёртый картофель, из которого она собственно жарила сейчас драники.

— Говори, Миша, — сказал я.

Миша бросил ещё один многозначительный взгляд на Дусю, но та всё так же флегматично продолжала жарить свои драники. Я же молчал, ожидая того, что он скажет.

Когда Дуся сжалилась и поставила перед ним чашку с чаем, он схватился за неё, словно утопающий за соломинку. И, тем не менее, паузу ему всё равно пришлось прервать.

— Я это… Муля… — пробормотал он, — я… эммм… хотел извиниться…

— Извиняйся, — сказал я и пожал плечами.

— Ты даже не спросишь, за что извиниться? — посмотрел удивлённо на меня Миша. — Ты так изменился, Муля! Ты совершенно стал не таким, каким был раньше! Раньше с тобой хоть можно было…

— Стоп, стоп, — прервал я поток упрёков. — Я прекрасно понимаю, что лучшая защита — это нападение, но ты пришёл ко мне разве для того, чтобы рассказать, каким плохим я стал?

Уши у Миши заалели:

— Нет, нет, не это…

Он опять припал надолго к чашке, пытаясь оттянуть разговор длительной паузой.

Но я ждал, мне спешить было некуда, это моя кухня, моя квартира, поэтому пусть пьёт чай, рано или поздно он в чашке закончится. Я скосил взгляд на Дусю и увидел, что она с интересом прислушивается к нашему разговору. И уши у неё, как локаторы. Хотя как такового разговора ещё и не было.

— Это… эмм… — опять промычал Миша и умоляюще посмотрел на меня.

Я не отреагировал, сделал вид, что не понял.

— В общем, я хотел извиниться за Надю, — вздохнул он.

Я молчал. И Мише пришлось продолжить.

— Конечно, она могла бы взять детей, оставить у себя… я понимаю, что у тебя была такая ситуация… но вот она растерялась, и мы… мы… — он опять заблеял.

Я посмотрел на него тяжёлым взглядом и сказал:

— Да, могла бы. И я был бы благодарен за такую поддержку, за эту дружескую услугу. Но она не взяла.

— Поэтому, извини меня, Муля, — сказал Миша и опять надолго припал к чашке.

Я посмотрел на него и сказал:

— Ну, я на тебя, Миша, как бы и не в обиде. Ведь насколько я понял, не ты решаешь все дела в вашей семье.

Миша вздохнул и ещё ниже опустил голову.

Дальше мы пили чай молча. Миша не знал, что ещё говорить, а я принципиально не делал никаких попыток поддержать разговор. Понимаю, что это было крайне невежливо с моей стороны, но просто не хотел. Вот не хотел и всё.

Дуся, видимо, считала точно так же, потому что она вообще самоустранилась от всего этого разговора. И хотя раньше она точно поворковала бы с Мишей о всяких житейских и бытовых делах. Но сейчас сделала вид, что очень занята, потому что жарит драники. Причём, дожарив до конца, она принялась переставлять на столе и в шкафу какие-то баночки, потом стала мыть миску, потом ещё что-то.

И всё это она делала, не говоря ни звука.

И поэтому тягостное липкое молчание накрыло всю кухню.

Мы ещё какое-то время посидели. Наконец Миша не выдержал, поблагодарил за угощение, пожелал спокойной ночи, ещё раз извинился и ушёл.

Кстати, драников ему Дуся так и не предложила…

Время шло, я всё продолжал терять друзей — ну, или тех, кто выдавал себя за них, — и по этому поводу я не испытывал ни малейших эмоций, ни хороших, ни плохих.

Жизнь — она такая, жизнь.

И часто сама Вселенная знает, или Бог (я не знаю, как правильно сказать), так вот, часто Вселенная сама знает, кто у тебя, в твоей жизни, должен остаться, а кому пора уйти. И как ни больно порой принимать предательство друга или любимой, но потом, через некоторое время, когда проходит лет десять-двадцать, ты смотришь, оглядываешься на своё прошлое, и понимаешь, что вот это предательство, эта боль — это было лучшее, что произошло в твоей жизни. И хорошо, что так вышло.

Был у меня когда-то случай, ещё в той моей прошлой жизни, когда мы вот так дружили. Нас было трое. Три лучших друга. Мы все были разные. Серёга был обычным работягой, всё делал своим руками, оборудовал в гараже мастерскую и чинил там машины. Потом он раскрутился. Ну, в принципе, был таким крепеньким середнячком. К нему всегда можно было обратиться, чтобы он посмотрел машину или какие-то другие поломки. Да и просто поболтать за рюмкой чая, как говорится — по душам поговорить. Простой, незамысловатый парень, с которым не надо было притворяться и доказывать, что ты там великий лидер и большой человек, с ним всегда можно было оставаться самим собой, обычным Мулей из 10-«А» класса.

А вот второй друг, Роман, он был совсем другого пошиба. Из очень интеллигентной семьи высокопоставленных чиновников, он воспитывался и привык жить в довольно-таки элитарных условиях. Почему он выбрал себе в друзья именно меня, ну и, понятно, потом уже и Серёгу, я так до сих пор не знаю. Но он как-то внезапно вклинился в нашу с Серёгой дружбу, и потом мы стали дружить уже втроём. Он постоянно грезил какими-то несбыточными материями: то он хотел жить в Швейцарии, то в Люксембурге, то говорил, что вот пройдёт время, и у него будет свой остров, на котором обязательно будет личный замок и две сисястые мулатки будут загорать на пляже, то мечтал о том, что у него будет свой самолёт, и так далее.

В общем, мы дружили крепко: Серёга часто ему чинил авто, помогал там по каким-то бытовым проблемам. Я помогал ему выстраивать свою профессиональную карьеру советами, как коуч, а также делился связями. В общем, чем мог, тем и помогал.

А потом случилось так, что он где-то нашёл себе богатую старушку, которая жила в Европе, и у неё в долине Мозеля была своя усадьба, большущий такой домище. И как-то он эту старушку обаял, парень-то был смазливенький, и она за него вышла замуж и оставила в наследство всё своё состояние. У неё там то ли