В шаге от бездны - Дмитрий Михайлович Гаркушенко

творилось на поверхности. Мы до сих пор не знаем, сколько там погибло людей. Я бы мог отправить кого-то на поиски отца, мог воспользоваться своей должностью, убедить военных или кого-то из спецслужб, что Пэн Вейдун нужен комитету и для этого можно рискнуть подразделением армии или несколькими агентами, но не мог на такое решиться. Одна жизнь против… А если бы кто погиб, разыскивая моего отца? Я этого не хотел.

– Значит… совсем никакой информации?

– Ну не совсем. После того как мы «поймали» чиновника Сопротивления и предложили ему сделку, вновь оставалось только ждать. Не люблю подобные ситуации, лучше действовать, общаться, договариваться, спорить в конце концов. Я привык к постоянным переговорам, обменом мнениями, я мог часами по пунктам разбирать условия и договорённости. Выслушивать нёсших откровенный бред оппонентов, только для того, чтобы одной-двумя правильными фразами разрушить их неуклюжие аргументы и требования. Быть терпеливым и уметь принимать чужую точку зрения… Но ждать… Это выводило из себя. Теряешь контроль. Не чувствуешь нити происходящих процессов. Становишься наблюдателем, чей удел – случай, возможность, везение. Альери наоборот, привык к такому, там он был в своей стихии. Как партия в детской настольной игре, бросок, удар…Ожидание. Он получал от этого своеобразное удовольствие. Но приходилось принимать такие правила.

– Вы верили в успех?

– И да и нет. Слишком просто и сложно одновременно. Альери верил. Это меня утешало.

– Так что же с вашими родственниками?

– Да… Простите. Я связался с властями, на оккупированной Метрополией территории. В базах данных была фамилия Пэн, были записи, документы, место регистрации. Он жил в маленькой деревне Юкчин, в провинции Янтао. В записях указывалось, что он был старостой деревни. Всё что мне могли сказать, она находится на нейтральной территории. Сведений о жителях нет. Служащий, с которым я общался, сказал «таких селений десятки, мы понятия не имеем что случилось с их ними». В это легко было поверить. Беженцы, сотни тысяч, может, миллионы. Пропавшие, точнее, получившие такой статус только потому что, никто не знал, как сложилась судьба и где могут находиться люди, жившие в каком-либо из районов или городе или маленькой деревушке. Там, где боевые действия не велись, был хоть какой-то порядок, даже с учётом огромных масс людей, передвигающихся с места на место. Но там, где шли бои, где территории переходили из рук в руки или оставались ничейными… В общем, ими никто не интересовался. Других дел по горло. Да и возможности никакой.

– А ваш брат?

– О нём я тоже попытался узнать. Наш комитет ещё продолжал работу на планете. В основном контакты существовали с теми людьми, кто работал при старом правительстве. Разногласия развели бывших коллег по разные стороны баррикад, многие остались лояльны Метрополии, из-за страха или по политическим мотивам, одни хотели больше власти, другие лишь искали выгоду. Поддержавших Сопротивление тоже было немало, они сотрудничали с Союзом и руководили регионами, подконтрольными ему. Одна планета, но два правительства. И каждый считал мятежниками других.

  Так вот, комитет всё же пытался организовать переговоры, договаривался о прекращении огня, ох как на это реагировали военные… на нас смотрели как на предателей. Одно упоминание о снисхождении к врагу вызывала ярость у генералов и старших офицеров. Думаю, у другой стороны были те же проблемы. Обмен пленными самый налаженный механизм взаимодействия, хоть тут военные были заинтересованы в договорённостях. На этом всё и строилось. Вся политика враждующих сторон. Тут можно было найти понимание, в отличие от судеб гражданских – они никого не интересовали.

  Мы с Маркусом поселились в маленькой гостинице, в Чунцине. Комитет расположил там свой офис и там же жили его работники. У нас было время. Перелёт до Эссена и обратно… Не знаю, как там всё могло получиться. Мы просто остались на Пекине и ждали. Маркус сидел в номере и по большей части пил. Выходил редко. Служба безопасности приглядывала за ним по моей просьбе, он это знал, но не подавал вида. Я же старался занять время ожидания работой, изучением здешних дел. И, конечно же, судьбой отца и брата.

  Чжимин остался верен старому правительству. Его имя иногда упоминалось в документах Комитета. Не известно, что за должность Чжимин занимал в то время, но, судя по всему, он мог принимать решения. При обмене пленными его подпись стояла среди остальных. Видимо, финансами он больше не занимался, или занимался не только ими. Кто знает как построено взаимодействие «старых» властей Нового Пекина, Сопротивления и Союза в целом. У меня была надежда, что он сумел позаботиться о нашем отце. Если бы я тогда знал… об их отношениях… если бы я знал, на что он способен…

  Но полученные знания важны в моменте, после – это лишь упущенные возможности и память, съедающая изнутри. Бесполезная и горькая. Ценности никакой. Самая обидная фраза, указывающая на полную беспомощность – «если бы я знал тогда…». Та война закончилась, но попробуйте найти человека, который не сказал бы вам, вспоминая о ней, «если б я знал».

– Он был членом Сопротивления?

– Высокопоставленным, да. Я так и не выяснил его мотивов. Да и важно ли это сейчас?! Он работал с ними задолго до начала войны. Получил власть, доверие и покровительство. Взамен отдал жизнь и душу.

Я всего лишь увлёкся личными интересами, послушал свою мать. Надеялся узнать судьбу отца, возможно помочь, в случае необходимости. А получилось, что оказался в нужном месте, не скажу, что в нужный момент, но возможно… Опять же «если бы».

Чжимин при других обстоятельствах был бы главной целью Комитета, моей главной целью, но тогда он был всего лишь моим сводным братом, от которого я надеялся узнать судьбу отца.

– Вы с ним встретились?

– Да.

– Расскажите подробности.

– Комитет планировал большую встречу. В этот раз не обмен военнопленными. Совсем другое. Вспышка неизвестного заболевания. Тревогу подняли военные медики, принимающие пострадавших в одном из полевых госпиталей. Как обычно, сначала никто не обратил внимания на рапорты местного начальства. Высшее командование сосредоточилось на ведении боевых действий и отмахивалось от назойливых тыловиков, с их проблемами. Раненый боец – выбывшая единица, если сможет вернуться в строй «отлично», нет, придёт пополнение. В тылу ими занимаются и ладно. Но вскоре им пришлось обратить внимание на поступающие отчёты военных медиков. Высокопоставленный генерал посетил с инспекцией госпиталь в Лачане, на его вопрос, почему там задействовано так мало персонала и кто отвечает за кадры, ему ответили, что множество врачей больны и находятся в карантине, как и большинство пациентов, к которым его отказались пускать. Важная шишка, многозвёздный генерал пришёл в ярость от