Печать Кощея - Анастасия Дёмина

– Я могу нам посветить, – весело подала голос Жанна и, подняв над головой руки, демонстративно пошевелила пальцами.

Геннадий Аркадьевич добродушно усмехнулся, но покачал головой:

– Ты-то можешь, да только это сути не меняет. Я никого из салона не выпущу, пока не удостоверюсь, что вас есть кому сопроводить в целости и сохранности до самого лицея.

Жанна театрально застонала и сползла по спинке кресла, но Геннадий Аркадьевич только улыбнулся в бороду.

Минут через пять в проёмах между деревьями замелькали два огонька, как два светлячка, по недоразумению оказавшиеся посреди зимнего леса. Постепенно огоньки увеличились, и вскоре к воротам с внутренней стороны быстрым шагом подошли Вадим Евгеньевич и Артур Тамерланович – оба в длинных дутых пальто, шапках и с большими электрическими фонарями, напоминающими старые керосиновые лампы.

– Теперь можно, – объявил Геннадий Аркадьевич.

Коля первым выпрыгнул на скрипучий снег и отодвинул боковую дверь, после чего помог вылезти Маше. В салоне возникла небольшая давка: после многих часов езды всем не терпелось скорее оказаться под открытым небом и размять ноги, пусть даже вечерний воздух ощутимо щипал нос и щёки. Каждый, выпрыгнув из тёплого микроавтобуса на обочину, дёргал плечами и со смехом говорил «брр», поэтому Костя, дожидаясь своей очереди на выход, предусмотрительно застегнул высокий воротник куртки, спрятав подбородок, и натянул на уши шапку. Катя, как он убедился, заглянув в проём между креслами, уже натянула перчатки и обернула вокруг головы в несколько слоёв шарф, оставив лишь тоненькую щёлку для глаз.

Геннадий Аркадьевич стоял у самого поворота к лицею, но не заступая на обочину, и Костя вспомнил его слова про уважение к главным лешим чужих территорий. Он ласково прощался с проходившими мимо него ребятами и желал хорошей четверти, а гостей Сказочного приглашал приезжать ещё.

Четвёрка друзей вместе с мечом-кладенцом в числе последних подошла к воротам, и Костя понял, почему те до сих пор были закрыты: учитель физкультуры с другой стороны спорил с черепами из-за необходимости пароля.

– Они наши ученики! – гудел пароходной трубой Артур Тамерланович. Вадим Евгеньевич при этом лишь легонько улыбался и качал головой. – Вы всех их в лицо знаете, что вы тут нам головы морочите своими глупостями?!

– Может, и знаем, – меланхолично проскрипел правый череп. – Да только доверяй, но проверяй!

– Бережёного Бог бережёт! – философски проскрежетал левый череп голоском чуточку выше.

– Да ладно вам, Артур Тамерланович! – вмешался Коля. – Что нам, в первый раз?

Физрук махнул рукой, и черепа развернулись к собравшимся ребятам и выжидающе уставились на них светящимися глазницами.

Коля обернулся.

– Все знают, что говорить?

Костя растерялся. Он, конечно, помнил пароль, какой черепа вытребовали у Василия, чтобы пропустить на территорию Тридевятого лицея, но у него и мысли не возникало, что придётся самому озвучивать те фразы нараспев.

Но Коля не дал времени собраться с мыслями и скомандовал:

– Три-четыре!

И по лесу разнеслось многоголосое и нестройное:

– Эй, запоры мои крепкие, отомкнитесь! Ворота мои широкие, отворитес-с-ся-а-а!

Костя, замешкавшись, вступил лишь со слов «мои крепкие», но постарался исправиться, тщательно выговорив финальное «с-с-ся-а-а».

Черепа задумчиво помолчали пару секунд, затем правый, клацнув зубами, будто причмокнув, протянул:

– М-м-м… Кто-то халтурил…

– Ну хватит! – рявкнул Артур Тамерланович, потрясая пудовым кулаком. – Вы на кой детей на морозе держите?! Хотите, чтоб они заболели?! А ну быстро их впустили, а не то я с Зоей Никитичной договорюсь, чтоб вас вообще скрутить отсюда! Будете в забитом ящике где-нибудь в тёмном сыром углу между собой критику наводить!

Угроза, судя по всему, проняла черепа, потому что их глазницы мигнули, и они торопливо продекламировали:

– С возвращением в Тридевятый лицей!

Глава 22

Решение

Ворота с лязгом распахнулись, и ребята, помахав на прощанье Геннадию Аркадьевичу, поспешили к учителям.

Вадим Евгеньевич с Колей, вновь нёсшим, к досаде Маши, её чемодан, возглавили небольшую процессию. Артур Тамерланович замыкал, следя, чтобы никто не отстал и не сошёл с дороги. Снега намело немного, сантиметра два-три, и кроме следов учителей ясно виднелись полосы от колёс автобусов, вернувших с зимних каникул остальных учеников.

Из-за тёплого света фонарей спереди и сзади Косте казалось, что они заключены внутри прозрачного оранжевого кокона, ограждающего их от мертвенной темноты спящего леса. Это ощущение лишь усилилось, когда пару минут спустя ему в лицо пахнуло волшебным ветром, от которого ни одна снежинка не взвилась, такой чувствуешь не кожей, а то ли напрямую сердцем, то ли каким-то древним инстинктом, и лес по бокам от них снова обратился непроходимой дубравой. Они будто оказались в коридоре с чернильно-чёрными стенами, и, оглянувшись, Костя невольно сглотнул, увидев сомкнувшиеся ряды деревьев за спиной Артура Тамерлановича. Лес двигался за ними, изголодавшимся чудовищем проглатывая метр за метром снежную полосу дороги, казалось, он в любую секунду перестанет бояться живительного света фонарей и, рванув вперёд, цапнет своими чёрными клыками физрука за пятку.

Похоже, не только Костя чувствовал себя неуютно, потому что все прибавили шагу и притихли, словно прислушивались, не крадётся ли кто во тьме волшебного леса. Но слышался лишь скрип снега под ногами, шорох рукавов о бока курток и учащённое дыхание. Даже меч-кладенец летел молча, бдительным стражем маяча у правого плеча Кости.

Наконец впереди показалось слабое свечение, и через пару минут лес расступился, выпуская их на круглую подъездную дорогу у залитого светом лицея, сияющего как маяк на фоне тёмного неба.

Пройдя мимо неработающего фонтана, они поднялись по мраморным ступеням. Вадим Евгеньевич, погасив фонарь, открыл правую створку высоких парадных дверей и приглашающе кивнул:

– Заходите скорее.

Ребята, изрядно подмёрзшие за прогулку, торопливо отряхнули сапоги и ботинки от налипшего снега и, дружески толкаясь, хлынули в великолепный вестибюль Тридевятого лицея.

Взгляд Кости, стягивающего с головы шапку, привычно скользнул вверх. Всякий раз, заходя в вестибюль, он поднимал взор к гигантскому панно на потолке, изображающему остров Буян и всех описанных Пушкиным обитателей Лукоморья. А конкретно к небольшой фигурке сгорбленного иссохшего старика в чёрной короне, восседающего на холме из золотых монет и драгоценностей. Наверное, каждый лукоморец в лицее невольно выискивал на панно своего сказочного тёзку, хотя неизвестный художник изобразил далеко не всех. К примеру, там не было кикиморы, а именно эти две лукоморки – сёстры Оля и Соня – стояли перед открытыми дверями музея и с любопытством заглядывали внутрь.

Костя заметил, что исчезли строительные леса, ограждавшие левую часть вестибюля всю вторую четверть, после того как Василий разнёс добрую треть музея, разбил витрины и оставил в паркете и на стенах глубокие