Надлежащий подход - Ирина Сон

– Вы эти письмена… переписали?

Я подался вперед, едва не выглянул из-за ширмы, наплевав на опасность разоблачения. У меня даже дыхание перехватило.

– Переписал. Как же не переписать-то? – важно кивнул Дан Вторакович. – Все закорючки, всё до последней буковки записал и запомнил!

У меня даже голова закружилась от такой новости. Я вспомнил, что сижу в корсете, и поспешно нагнал веером еще воздуха.

– Ах! И вы можете их повторить?

– Отчего же не мочь? Могу! Пожалуйте мне перо и пергамент, я сейчас подарок госпоже Чан нарисую!

Через пять минут Хван Цзи передал мне пергаментный свиток. Я дрожащими руками развернул его и впился взглядом в знакомую кириллицу: «В солнечный закат в пятый день растущей луны вспомнить у колодца, что я твой отец, Люк[9]».

Ага. Понятненько…

Пока я пялился на послание, купец принялся за сладости.

– Я бы вас свозил на тот остров, но у меня нет времени, – посетовал он. – У родни свадьба, платья надо шить, подарки… Сами понимаете. Могу показать на карте. Как пойдете домой – завернете. Там недалеко. Можно и запасы воды пополнить.

– Да-да, конечно, – спохватился я. – Отметьте, я вас очень прошу! Мне так интересно! И благодарю вас от всей души, Дан Вторакович! Вы меня осчастливили!

Купец, раздобревший от хмеля и еды, послюнявил карандаш и поставил на карте жирный крест. Честное слово, я чуть не расплакался от счастья. Путь домой нашелся, и он оказался совсем рядом!

* * *

– Арант, как долго это будет продолжаться?

Он разлепил тяжелые веки и медленно выпрямился. Тело недовольно отозвалось болью в затекших мышцах, потянуло в шее. Неудивительно, ведь он умудрился заснуть за столом, устроившись щекой на раскрытом сборнике гимнов. Свечи давно догорели, и в рассеянном утреннем свете, который лился из окон, Светозар выглядел особенно грозным и холодным.

Арант потер шею, ссутулился на стуле и виновато опустил голову, уткнувшись взглядом в страницы. На них чернели строчки песни Успокоения – той самой, которая могла бы помочь Тэхон, спой она ее вовремя. Той самой, слова которой намертво въелись в голову и слетали с языка до тех пор, пока сон не взял своё прямо у стола. Слова Осмомысла не успокоили, но помогли: злоба утихла, желание крушить и разрушать погасло, осталась лишь угрюмая боль, точно угли в кострище. Арант и чувствовал себя таким – выжженным, полным пепла и праха, почти угасшим.

Светозар подошел ближе, прочел священные строки, вздохнул и сел рядом.

– Я не буду говорить о том, что ты и так знаешь, – мягко сказал он. – Я не буду спрашивать, отчего ты избегаешь смотреть на меня. Просто послушай. Ты имеешь право горевать по Тэхон. Кем бы он ни был, в первую очередь для тебя он… Она была человеком. И ты тоже в первую очередь человек. Люди не властны над своими сердцами.

Арант сжал кулаки и стиснул зубы так, что заболела челюсть. Светозар возглавлял приморский Дом Порядка вот уже несколько десятилетий. Несомненно, он сразу всё заметил. Никто и не скрывался. Всё Приморье видело, как он хлестал вино, а потом брел через весь город в обнимку с Ильей и Зденькой. Да и утром он, больной и опухший, опохмелялся прямо на глазах у прочих служителей. Конечно, те сразу всё растрепали.

– Не держи горе внутри, – продолжал глава Дома мягким голосом. – Иначе оно испепелит твою душу и обратится в нечто ужасное. Позволь слезам пролиться. Ты можешь оплакать её, можешь сотворить похоронный обряд и чтить память, которую она оставила о себе. Этого у тебя никто никогда не отнимет.

– Тэхон была хаоситом… – пробормотал Арант, пряча глаза. – Мы же должны уничтожить память о ней…

– Но для тебя это не имеет значения, верно? – проницательно заметил Светозар и вздохнул, когда Арант покаянно опустил голову. – Ты попал в Кром почти взрослым и, похоже, не сумел впитать кое-что до конца. Дети чувствуют это сразу. Все служители Равновесия – братья и сестры. Мы все любим друг друга, как братья и сестры, и точно так же переживаем. И если ты думаешь, что я не посочувствую тебе и осужу, то ты ошибаешься. Да, для меня Тэхон – это мерзкое порождение хаоситов. Да, я ненавижу её за осквернение лечебных отваров, но твоя боль…

– Но они работали! – не выдержал Арант и вскинул голову. – Они же работали! Они несли исцеление, это не был яд! Она не возводила хулу на Осмомысла и Равновесие, она не переделала песнь, наоборот…

– Велела петь торжественный гимн с голым задом.

– Но ведь сработало же!

Светозар тяжело вздохнул, посмотрел в сторону, помолчал и вновь обернулся.

– Ты знаешь, отчего хаоситов велено убивать сразу, не заговаривая с ними и не слушая их?

– Чтобы их речи не заморочили разум и не нарушили Равновесие, – заученно ответил Арант. – Чем моложе человек, тем легче разрушить его.

– И ты всегда так делал. Ты убивал их сразу, не говоря с ними. И поэтому тебе неведомо, как именно хаос проникает в голову, – сказал Светозар и побарабанил пальцами по столу. – То, что я сейчас тебе скажу, не тайна среди служителей, но ею владеют лишь главы, а не мудрецы. Но ты – исключение. Тебе это знать необходимо.

– Что мне нужно знать?

– Хаоситы вовсе не обманывают людей. Они на самом деле их лечат, – отчеканил глава и, когда Арант уже открыл рот, добавил: – Но они достигают этого неправильными методами. Исцеляя что-то одно, их снадобье ранит что-то другое. Они даже могут вскрыть тело человека, чтобы вырезать источник болезни, и это сработает…

– Но человек никогда не оправится после этого до конца и уйдет на новый круг калечным, ему больше не родиться в здоровом теле и не достичь Равновесия, – прошептал Арант, начиная понимать.

– Верно. Хаоситы никогда не споют, чтобы утешить душу или внушить надежду, – продолжал Светозар. – Если они велят петь, то это значит, что они лишь прикрывают подобным способом настоящее снадобье.

Тэхон настаивала, чтобы они закрывали глаза и уши… И острая боль впивалась в ягодицу… Арант сглотнул и упрямо качнул головой:

– Но ведь… Даже если так, то её настоящее лекарство не покалечило…

– Возможно, мы просто пока этого не чувствуем. Быть может, она велела петь пятую песнь в надежде, что это поможет избежать искажения. Ведь она раскаивалась. Этого нам уже не узнать. Но хаоситы лечат, они спасают людей здесь и сейчас даже лучше нас самих. Они знают о человеческом теле несравнимо