Лекарь Империи - Сергей Витальевич Карелин

Одновременно я пытался хоть как-то стабилизировать его состояние магией. Мои силы подмастерья были невелики, особенно после напряженного дня, но сидеть сложа руки я не мог.

Я приложил ладонь к его груди, концентрируя свою скудную «Искру», пытаясь поддержать угасающее сердце, немного стабилизировать давление, снять хотя бы часть адской боли, которая искажала его лицо.

Это было все равно что пытаться удержать решетом воду. Энергия утекала, как песок сквозь пальцы, давая лишь мимолетное, едва заметное облегчение. Гераськин все так же стонал, его тело покрывалось холодным потом, а показатели на мониторе продолжали пугать.

Я быстро пропальпировал его живот. Твердый, как доска, резко болезненный при малейшем прикосновении. Классические симптомы раздражения брюшины. Перитонит во всей своей красе. Шансов у него без экстренной операции было немного.

Мой внутренний резерв «Искры» таял на глазах. Я чувствовал, как по лбу катятся крупные капли пота, а перед глазами начинают плясать цветные круги. Еще немного, и я просто отключусь.

— Держись, Семен Петрович, держись, — шептал я, из последних сил направляя остатки энергии в его измученное тело.

— Илья, тебе плохо? — Кристина, закончив с катетером, с тревогой посмотрела на мое бледное лицо. — Ты весь мокрый!

— Мана… почти на нуле, — с трудом выдавил я. — Не могу… его удержать…

И тут Кристина сделала то, чего я от нее никак не ожидал. Она быстро подошла ко мне, взяла мою руку и прижала ее к своей груди. Я почувствовал, как от нее ко мне потек теплый, живительный поток энергии. Не сильный, но достаточный, чтобы немного восстановить мои силы.

— Держи, — тихо сказала она. — Это все, что я могу. У нас, медсестер, Искра слабая, только на поддержание и небольшую подпитку хватает. Но тебе сейчас нужнее.

Я с благодарностью посмотрел на нее. Да уж, медсестры в этом мире, похоже, действительно не блистали боевыми или сложными целительскими заклинаниями, но вот так поделиться своей жизненной силой с тем, кто на передовой, — это они умели.

И это было очень ценно.

Приток свежей энергии позволил мне продержаться еще немного, продолжая свои отчаянные попытки стабилизировать Гераськина до прихода основной помощи.

— Да, Кристина, ты молодец, — я ободряюще кивнул ей, когда она ловко подключила вторую систему с раствором. — Теперь главное — продержаться до прихода хирургов.

Она посмотрела на меня с таким восхищением, будто я только что в одиночку остановил землетрясение.

— Илья, ты так уверенно всем командуешь! И твоя магия… как будто ты не адепт вовсе, — прошептала она.

Я только усмехнулся. Если бы она знала…

Через несколько минут, которые показались нам вечностью, в палату ввалился заспанный и явно недовольный дежурный хирург — мужчина лет сорока, с немного помятым лицом и значком Целителя второго класса на халате.

Я его раньше не видел. Скользнул взглядом по бейджику — Арсений Валерьевич Зубов.

— Что у вас тут стряслось, коллеги? — недовольно пробурчал хирург, зевая. — Опять адепты панику разводят на пустом месте?

Я быстро и четко доложил ему ситуацию: анамнез пациента, динамика его состояния за последние дни и мои подозрения по анализам, текущая клиническая картина, данные Фырка, которые я, естественно, преподнес как свои точные диагностические выводы, основанные на глубоком анализе и интуиции. Предварительный диагноз — несостоятельность анастомоза, перитонит, гиповолемический шок.

Зубов выслушал мой краткий доклад с плохо скрываемым скепсисом, но вид пациента его явно встревожил.

— Да, картина не из приятных, — пробормотал он, быстро оценивая показатели на мониторе и бледное, покрытое испариной лицо Гераськина. — Ну-ка, посмотрим, что тут у нас…

Он решительно положил руки на напряженный живот пациента, и я увидел, как вокруг его ладоней заплясали голубоватые искорки «Искры». Зубов явно пытался своей магией снять спазм, унять боль, возможно, даже «прощупать» источник проблемы. Он хмурился, что-то бормотал себе под нос, его лицо покрылось потом.

— Черт… не поддается… — прошипел он сквозь зубы, но рук не убирал, продолжая свои магические пассы. — Что за дрянь… Как будто стена…

Пока он колдовал, пытаясь пробиться сквозь защитные реакции организма пациента, я решил не терять времени.

— Арсений Валерьевич, — начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, но настойчиво, — я практически уверен, что это несостоятельность анастомоза. Анализы, которые я видел еще днем, уже указывали на скрытое кровотечение и нарастающее воспаление. А сейчас, судя по клинике шока и выраженному перитониту, произошел либо массивный прорыв содержимого в брюшную полость, либо усилилось кровотечение.

— Да погоди ты со своей несостоятельностью, адепт! — отмахнулся от меня Зубов, не прекращая своих магических манипуляций. Он явно не хотел признавать, что его магия не дает эффекта. — Может, это просто острый панкреонекроз так разыгрался… или тромбоз… Сейчас я его… сейчас…

Но живот Гераськина оставался таким же каменным, а показатели на мониторе не улучшались, скорее наоборот. Зубов все сильнее хмурился, его дыхание стало прерывистым от напряжения.

— Арсений Валерьевич, пожалуйста, поверьте мне! — я повысил голос, чувствуя, что мы теряем драгоценные минуты. — Каждая секунда промедления может стоить Семену Петровичу жизни! Если это действительно несостоятельность, а я в этом не сомневаюсь, то никакая консервативная или магическая терапия здесь не поможет! Нужна немедленная релапаротомия, санация брюшной полости и ушивание дефекта! Иначе мы его потеряем!

И тут, когда Зубов, кажется, уже был на грани того, чтобы признать свое бессилие, но все еще не решался на радикальные меры, в наш напряженный диалог неожиданно вмешалась Кристина.

Она подошла к Зубову, и ее голос, обычно такой мягкий и немного кокетливый, теперь звучал на удивление твердо и уверенно.

— Арсений Валерьевич, — начала она, глядя ему прямо в глаза, — я, конечно, всего лишь медсестра, и адепта Разумовского знаю только первый день, но… Поверьте, то, что он сделал сегодня утром с пациентом Петренко, — это было невероятно! Он, будучи адептом, поставил диагноз, который не смогли увидеть даже опытные целители, и этот диагноз подтвердился! А сейчас… сейчас, до вашего прихода, он один, практически на исходе своих магических сил, делал все возможное, чтобы стабилизировать Семена Петровича! Он действовал быстро, четко и очень грамотно, как настоящий, опытный лекарь! Пожалуйста, прислушайтесь к нему! Он точно знает, что говорит, даже если он всего лишь адепт! Нельзя терять время!

Зубов, тяжело дыша, наконец-то отнял руки от живота Гераськина. По его лицу градом катился пот.

— Черт! — выдохнул он,