Лекарь Империи - Сергей Витальевич Карелин

— Понятно, — я усмехнулся. — Значит, опять гонял местных крыс и тараканов. Слушай, Фырк, ты ведь не очень-то любишь надолго покидать пределы этой больницы, верно? А что, если я тебе скажу, что знаю способ, как это можно исправить? Может, если бы ты мне немного больше рассказал о себе, о своей природе, я бы смог что-нибудь придумать? И ты бы смог свободно путешествовать со мной, куда захочешь.

Фырк на мгновение замолчал, потом как-то хитро прищурил свои огромные синие глазищи.

— А с чего это ты вдруг такой заботливый стал, двуногий? — проскрипел он. — Уж не задумал ли ты меня куда-нибудь продать на черном рынке магических существ? Или, может, решил поставить на мне какой-нибудь свой бесчеловечный медицинский эксперимент? Нет уж, спасибо! Меня и здесь неплохо кормят…

Он явно увиливал от прямого ответа, но я видел, что мои слова его зацепили. Этот маленький хитрец определенно что-то скрывал, и это «что-то» было связано с его привязанностью к этому месту. Или ко мне?

Вчера, вместо того чтобы завалиться спать после своего первого официального ночного дежурства в хирургии, я почти до утра просидел над книгами.

Во-первых, нужно было срочно готовиться к экзаменам на ранг подмастерья — я не собирался долго оставаться в статусе «подающего надежды адепта». А во-вторых, я все-таки надеялся найти хоть какую-то информацию о Фырке и его сородичах.

Увы, поиски пока не увенчались успехом. «Духи Больницы», «фамильяры-диагносты», «разумные бурундуки-целители» — древние фолианты выдавали лишь какие-то невнятные легенды, сказки и суеверия.

Ничего конкретного. Но я не терял надежды. Рано или поздно я докопаюсь до истины.

Лифт плавно остановился на пятом этаже, и я вышел в уже знакомый коридор хирургического отделения. В ординаторской, к моему удивлению, уже вовсю кипела жизнь.

За столом сидела Белочка-Борисова, сосредоточенно уткнувшись в какую-то толстую книгу. А у окна стоял сам Шаповалов и о чем-то оживленно беседовал по телефону, активно жестикулируя свободной рукой.

Я поздоровался со всеми и про себя отметил, что Пончика и Суслика пока не видно. Опаздывают, лежебоки. Хотя позавчера, когда они пытались меня сплавить с дежурства, они примчались чуть ли не раньше самого Шаповалова.

Видимо, сегодня у них не было такой острой необходимости демонстрировать свое рвение.

Шаповалов, заметив меня, коротко кивнул и, быстро закончив телефонный разговор, подошел к своему столу. Он достал из ящика бумаги и протянул их мне.

— Вот, Разумовский, держи. Это твой официальный договор о переводе в наше отделение. Я уже подписал. Осталась только твоя подпись.

Я взял бланк. Стандартный типовой договор, ничего особенного.

Ничего особо примечательного на первый взгляд. Я быстро пробежал глазами по основным пунктам — должность, обязанности, условия работы… И тут мой взгляд зацепился за графу «Оплата труда».

Цифры, указанные там, заставили меня невольно присвистнуть. Ставка адепта, переведенного в ординатуру хирургического отделения, составляла четыреста имперских рублей. Плюс еще пятьдесят рублей надбавки за ранг адепта.

Итого — четыреста пятьдесят рублей! Да это же не просто шаг вперед, это был настоящий прыжок. С такой зарплатой я смогу снять приличную квартиру поближе к работе и начать откладывать, при этом особо не ущемляя себя в рационе. Да и Морковку свою смогу баловать нормальным кошачьим кормом.

Я быстро пробежал глазами по пунктам, не особо вчитываясь в мелкий шрифт (все равно там, скорее всего, одна юридическая нудятина), и размашисто поставил свою подпись в указанном месте.

— Отлично, — я протянул ему оба экземпляра. — Один вам, один мне.

Но Шаповалов забрал оба и не спешил отдавать мне мой экземпляр. Он хитро улыбнулся и убрал бумаги обратно в ящик стола.

— Э-э-э… Игорь Степанович, а мой экземпляр? — я удивленно посмотрел на него.

— Ага, вот и началось! — тут же прокомментировал Фырк. — Сейчас он тебе скажет, что ты его получишь только после того, как станцуешь ему джигу на операционном столе! Или принесешь ему перо из хвоста Жар-птицы! Эти начальники — они такие затейники!

— А свой экземпляр, Разумовский, — Шаповалов откинулся на спинку кресла и смерил меня оценивающим взглядом, — ты еще должен заслужить. Доказать, так сказать, что ты действительно достоин быть в моей команде. А не просто так, за красивые глазки и удачно подвернувшийся случай с Петренко.

Я внутренне усмехнулся. Ну да, конечно. Как же без этого.

— И как же я могу это заслужить, Игорь Степанович? — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более невинно.

— А очень просто, — Шаповалов снова хитро улыбнулся. — Вот тебе твое первое серьезное задание. Пациентка Дериглазова Валентина Сидоровна, пятьдесят пять лет. Палата номер пятьсот восемнадцать. Поступила вчера вечером с жалобами на… впрочем, сам все увидишь в истории болезни. Твоя задача — поставить ей точный диагноз и назначить адекватное лечение. И чтобы к вечеру у меня на столе лежал полный отчет о проделанной работе. Справишься — получишь свой экземпляр договора. Не справишься… ну, тогда, как говорится, се ля ви. Можешь возвращаться на свою скорую. Удачи, адепт!

Он протянул мне тонкую папку с историей болезни. Я молча взял ее и, кивнув, направился к выходу. У самой двери Шаповалов меня окликнул:

— Разумовский!

Я обернулся.

— Да, Игорь Степанович?

— Это очень серьезное дело, — его голос вдруг стал неожиданно жестким. — И очень ответственное. Так что отнесись к нему со всей серьезностью. От твоего диагноза и твоих действий будет зависеть не только твоя дальнейшая карьера, но и, возможно, жизнь этой женщины. Понял?

— Понял, Игорь Степанович, — я кивнул и вышел из ординаторской.

— Ну что, двуногий, допрыгался? — Фырк, который все это время сидел тихо, теперь не мог скрыть своего злорадства. — Похоже, Шаповалов решил устроить тебе настоящее испытание! И что-то мне его тон совсем не понравился! Уж больно он был напряженный. Как будто он сам чего-то боится. Или знает что-то такое, чего не знаем мы.

— Я с тобой согласен, Фырк, — я задумчиво потер подбородок. — Что-то здесь не так. Слишком уж все это подозрительно. «Серьезное дело», «ответственное»… Похоже, меня ждет какой-то подвох. Очень неприятный подвох.

— А я тебе говорил! — тут же встрепенулся Фырк. — Это же классика жанра! Посвящение новичка! В хирургии такое сплошь и рядом практикуется! Подсовывают самому