Потомок седьмой богини - Алессандра де Амальфи

обращать на тех, кто чаще других бывал в обители королей и его окрестностях: выучил лица многих охранников короля, понял, что если передвигаться меж комнатами и залами на ногах, а не через порталы, то буду чаще выслушивать подколы Вив, и выяснил наверняка, где находились покои моей будущей жены. Я старался как можно чаще называть Иветт в мыслях именно так, чтобы хоть чуточку в это поверить. К тому же следовало подготовиться, что слово «жена» придется произнести вслух, когда Кьяра устроит мне публичную порку.

Выглядывал я, впрочем, лишь одно лицо – оно никак не давало мне покоя. Да, я не умел и не желал извиняться, но это не спасало от вины, мерзким шипением вторившей каждому шагу. Вероятно, это все же был не стыд за содеянное, а гнев, вызванный неуважением, непослушанием, чьим-то намерением нажиться на мне и опозорить мое имя, но легче от этого не становилось. В последние годы я стал мягок и закрыт, и люди позабыли, каким бывал тот, кого их предки прозвали Похитителем Душ. И если на Солианских островах мечтали узнать о нем как можно больше, я мог им в этом помочь.

Обошел полгорода, без спроса залез в воспоминания нескольких прохожих и стражников и, наконец, отыскал нужного обладателя почетных доспехов. Он чуть вздрогнул при виде меня, затем широко улыбнулся, стараясь не выдавать смятения, – и я, возможно, не обратил бы внимание на то, как дрожит его спрятанная за спину рука, если бы не желал его проучить.

– Все-таки следовало тебя предупредить, да? – непринужденно начал я, задирая голову к небу, будто захотел порассуждать о погоде.

– О чем вы, ваше сиятельство?

Мальчишка – его гладкое, нежное, не тронутое жизнью лицо не позволяло звать его иначе – неосознанно сделал шаг назад, затем еще один. Я оглянулся. Поблизости не было никого, кто вмешался бы в наш разговор или сумел бы донести вышестоящей страже.

За спиной юного гвардейца открылся портал, и следующий шаг заманил его в сокрытое тьмой логово виверны. Я быстро шагнул следом, тут же стянув пространственный разрыв. Не ожидав столь резкой перемены в освещении, мальчишка потерял равновесие и повалился на спину, продолжая отползать от моего наступающего силуэта.

– Как твоя служба, малыш?

– П-п-прекрасно, ваше сиятельство.

– Ты верен своему королю?

– Р-р-разумеется, ваше сиятельство.

– И честен перед ним и народом Тэлфорда?

– И в‐в-всех прочих островов.

Я тяжело вздохнул, выражая недоверие. Гвардеец сделал еще одно неловкое движение, но, наткнувшись поясницей на цепь, превосходящую все мыслимые размеры, испуганно замер.

– Давно заикаешься? – Я прождал почти полминуты, но мальчишка так и не удостоил меня ответом, продолжая неподвижным взглядом сверлить пустоту. Скорее всего, о моем местоположении он мог лишь догадываться. – Выходит, только начал. Страшно?

Он снова не ответил, но на этот раз я и не надеялся что-либо услышать. Намеренно шоркая ботинками по пыльному полу, обошел мальчишку, выполнил пальцами пассы и зажег все факелы, скучавшие на стенах. Вспыхнувшее пламя ярким светом лизнуло юное лицо, и полоска влаги, берущая начало в его правом глазу, пронзительно блеснула.

– Если бы я жалел всех, кто заливал слезами мир, моля меня о пощаде… – протянул я, смакуя момент. Почти забытое, захватывающее чувство отмщения. Даже пустяковый повод позволял насладиться им вдоволь. – Боги, быть может, и благоволят тем, кто способен на жалость. Но Эмеррейн так далеко отсюда…

– П-п-простите, ваша светлость! – Будь я на самом деле знатен, возможно, оскорбился бы, что он перепутал титул. – Я взял совсем немного!

– По-твоему, это должно сменить мой гнев на милость?

– Да у вас же полно денег! – Мальчишка распалился. Я был научен, что страх действовал на людей по-разному: там, где один падет ниц, другой покажет клыки, а третий запутается в собственных чувствах и попробует оба варианта. – Разве ж от в‐в-вас убудет?

– Лучше бы ты молчал.

Схватив нерадивого вора за ворот рубахи, торчащей из-под доспехов, я поднял его на ноги. К моему неудовольствию, он оказался на полголовы выше, и если бы не трясущиеся колени стражника, я бы почувствовал себя неловко – так, словно младший ребенок задирал старшего, пытаясь перещеголять того в физической силе. Но силы у меня было полно, и лишь глупец сравнил бы ее с умением махать кулаками.

Я щелкнул пальцами, и из наименее освещенной части помещения – виверна предпочитала прятаться в тени – послышалось недовольное урчание. Глубоко внутри я ощутил сопротивление, словно животное упрекало меня в глупом поступке и не желало принимать в нем участие, но стоило лишь в красках представить, как вырывающееся из ее глотки пламя пожирает стражника, Ниррити мгновенно оживилась. Устрашающая морда приблизилась к мальчишке, старательно его обнюхивая, и тот застонал от ужаса – даже если бы я ослабил хватку, у него не хватило бы сил убежать.

– Щекотки боишься?

Из ноздрей виверны повалили искры, жадно хватающиеся за одежду и волосы стражника; они лишь касались его, едва добираясь до кожи, но тот вопил так, будто ему вспороли брюхо.

– Вот что бывает, когда плохо выполняешь приказы, – почти ласково прошептал я, касаясь губами его уха. Только так я мог быть уверен, что звук моего голоса прорвется через завесу его крика. – Запомни, малыш: ты можешь не бояться короля, но перед Верховным стоит хоть немного поумерить пыл. Иначе можно не заметить, как он тебя поглотит.

Трясущееся тело вновь повалилось наземь, и я отдал Ниррити негласный приказ – один из тех, которым нельзя не подчиниться. Тело юного гвардейца объяло пламя, но крик почти сразу стих. Такое бывает, когда боль оказывается сильнее, чем разум человека способен вообразить. Виверна быстро потеряла интерес и вернулась в укутанную тьмой часть залы, чтобы дождаться, когда тело потухнет и станет больше похожим на падаль – так вкуснее. На языке почти возник сладкий привкус жженой плоти, но я отмахнулся от посланного мне образа как от назойливой мухи. Развернувшаяся картина очаровывала своей жестокостью. И все же та часть меня, что восхищалась подобным, звучала в мыслях тихо, будучи лишь подобием звука. Другая оказалась заметно громче.

Открыв ладони, я направил их на мальчишку и мгновенно затушил огонь. Он чуть слышно взвыл, будто боясь пошевелиться, доспехи приплавились к обугленной коже. Виверна громко вздохнула, и я был уверен, что заметил в этом оттенок разочарования.

– Старость, Ниррити, – неопределенно пожал плечами я. – Похоже, возраст и вправду сделал меня мягче. Ты так не считаешь?

Животное фыркнуло, отворачиваясь к стене.

– Как «откуда»? – усмехнулся я. – Не только я сижу в твоей голове, но и ты в моей. Могла бы, интереса