Жизнь в режиме отладки - Гизум Герко

Но моему плану побыть в тишине не суждено было сбыться. Не успели мы отъехать от дома, как нас нагло подрезал какой-то юркий автомобиль с логотипами такси конкурирующей компании. Иван с силой ударил по тормозам, и его прорвало.

— Вот, глянь на него! — он зло сплюнул в приоткрытое окно. — Летают тут, шустрые! Поприезжали, дышать уже нечем! Работы из-за таких вот нет по-нормальному!

Я молчал, глядя в окно и делая вид, что меня это совершенно не касается. Но Иван, видимо, остро нуждался в слушателе.

— Я вот уже три года тут, баранку кручу, — продолжал он, зло переключая передачи. — Думал, в большом городе, нормально бабло поднять можно. Ага, щас! Эти вот, — он снова кивнул в сторону проезжающих машин, — цену так сбили, что за три копейки катать приходится, лишь бы на бензин хватило. Как сельди в бочке тут, честное слово.

Он немного помолчал, видимо, переводя дух.

— У меня кореш на заводе у нас, в области, бригадиром работает, уже 10 лет. Так вот он 70 получает! А я тут, выходит, в столице культурной, а получаю хрен с маслом. Даже 150 не набирается, как ни старайся! Три года уже вожу! А все из-за них, из-за этих, что лезут сюда со всех щелей, думают, тут им медом намазано что ли?

Я молча слушал этот поток простого, незамутненного негатива. Рубленые фразы, грубые слова, полное непонимание законов экономики и искренняя вера в то, что во всех его бедах виноваты какие-то абстрактные «понаехавшие». И, как ни странно, этот поток жалоб и обвинений не раздражал меня, а, наоборот, оказывал какое-то терапевтическое действие.

Проблемы Ивана были такими… простыми. Такими понятными. Виноваты — «эти». Зарабатываю мало, хочу больше. Никаких тебе экзистенциальных терзаний, никаких «нестабильных полей», «информационных вселенных» и «проколов подпространства». Никаких сложных, запутанных отношений, где уже не разберешь, кто прав, кто виноват и есть ли вообще смысл что-то выяснять. Просто. Грубо. И очень жизненно.

На фоне этого незамысловатого бытового недовольства мои собственные переживания — разрыв с Машей, шок от увиденного в НИИ — вдруг показались какими-то… мелкими. Далекими. Как будто это происходило не со мной. Серая тоска, которая давила на меня все утро, начала рассеиваться, уступая место легкой иронии. Мир, оказывается, был не только загадочным и полным аномалий, но еще и вот таким — простым и злым в своей простоте.

— Приехали, пятеру поставь — коротко бросил Иван, когда машина остановилась у знакомого здания из красного кирпича.

Я услышал сигнал оплаты от смартфона и вышел и машины. Последнее, что я услышал, была та же бодрая попса из его дребезжащих колонок.

Я посмотрел на хмурое здание НИИ НАЧЯ. Оно больше не казалось мне частью унылого питерского пейзажа. Наоборот, на фоне той простой и грубой реальности, из которой я только что вынырнул, оно выглядело как надежное убежище. Как портал в другой, сложный, странный, но невероятно интересный мир. Мой мир.

И настроение, на удивление, улучшилось. Пора было работать.

* * *

Когда я вошел в кабинет СИАП, там царила предрассветная тишина и полумрак, нарушаемый лишь сонным мерцанием индикаторов на выключенной технике. Я снова пришел раньше всех. Эта утренняя пустота в кабинете начинала мне даже нравиться. Было в ней что-то особенное — ощущение, что весь этот странный, гудящий улей НИИ принадлежит сейчас только тебе одному, и можно, не отвлекаясь, погрузиться в работу.

Я включил свой «модифицированный» компьютер, который привычно отозвался голографическим логотипом и тихим звоном. Кофе не было, но голова после поездки с Иваном и так была на удивление ясной. Пока система загружалась, я достал свой блокнот, в который вчера переписал некоторые ключевые моменты из спецификации и свои соображения после визита в ОГАЗ.

Теперь, после демонстрации в лаборатории, цифры из «Зоны-7М» обрели для меня физический, почти осязаемый смысл. Я понимал, что всплески на графиках — это не просто абстрактные аномалии, это реальные, мощные и потенциально опасные события. А значит, и подходить к их анализу нужно было с совершенно другой степенью серьезности.

Главным открытием вчерашнего дня для меня стали калибровочные таблицы, которые мне передали Вадимы. В них содержались поправочные коэффициенты, учитывающие влияние той самой «эфирной турбулентности» на показания датчиков. Без этих поправок мои предыдущие расчеты, хоть и выявили общую закономерность, были, по сути, не совсем корректны. Это все равно что пытаться измерить температуру кипящей воды обычным градусником.

Я немедленно принялся дорабатывать свою прогностическую модель. Первым делом я «скормил» своему алгоритму новые калибровочные данные. Это позволило очистить исходные сигналы от шумов и помех, вызванных нестабильностью поля, и получить более точную картину реальных процессов. Графики стали четче, пики — более выраженными.

Затем я решил кардинально пересмотреть саму архитектуру нейронной сети. Моя предыдущая находка про связь лунных циклов, «эфирной напряженности» и «частиц При» была, конечно, важной, но это был лишь первый, самый грубый слой закономерности. Теперь я понимал, что эти факторы не просто совпадают по времени — они, скорее всего, взаимосвязаны гораздо более сложным образом.

Я решил построить модель, в которой «эфирная турбулентность» будет выступать не просто как еще один входной параметр, а как весовой коэффициент, определяющий значимость других показателей. Логика была проста: чем выше турбулентность, тем нестабильнее система, и тем сильнее влияние даже небольших флуктуаций на вероятность возникновения всплеска. Это было похоже на попытку предсказать лавину в горах: одно дело — когда снег лежит спокойно, и совсем другое — когда он уже находится в неустойчивом, критическом состоянии, и любой громкий звук может спровоцировать катастрофу.

А данные по «частицам При» я решил использовать как основной индикатор вероятности «пробоя». Если всплеск «аномальной энергии» — это та самая «лавина», то «частицы При», судя по всему, были теми самыми первыми камешками, которые начинают катиться со склона, предвещая беду. Их концентрация и динамика могли стать ключевым фактором в краткосрочном прогнозировании.

Модель становилась сложнее. Я добавил несколько новых слоев в нейронную сеть, ввел более сложные функции активации, написал несколько модулей для предварительной обработки данных с учетом новых поправок. Это была кропотливая, почти ювелирная работа, требующая полной концентрации. Я забыл обо всем на свете, погрузившись в мир алгоритмов, матриц и градиентных спусков.

Наконец, первая версия доработанной модели была готова. Теперь предстоял самый ответственный этап — тестирование на исторических данных. Это был момент истины. Либо мои гипотезы верны, и модель покажет хороший результат, либо я