Жизнь в режиме отладки - Гизум Герко

меня удивить или шокировать. Он просто делился своей картиной мира. И эта картина, в отличие от высокопарных теорий Игнатьича, была на удивление стройной и логичной. Пугающе логичной.

— Ты думаешь, наш НИИ — это все, что есть? — усмехнулся он. — Ошибаешься. Это так, официальное прикрытие, витрина. Для государства, для отчетности. Чтобы всякие Косяченко могли писать свои «стратегии развития». А настоящая работа идет в других местах. В секретных подразделениях, о которых даже не все начальники отделов знают. Там, где не боятся называть вещи своими именами. Где изучают то, от чего у наших профессоров волосы бы дыбом встали.

Я понял, что Гена сейчас приоткрывает для меня дверь в совершенно новый, еще более глубокий и тайный слой НИИ НАЧЯ. Он был моим проводником. Неофициальным. Но, возможно, самым настоящим.

— А ты… ты как все это узнал? — спросил я шепотом.

— Я? — он снова усмехнулся. — Я просто люблю копаться там, куда другим вход воспрещен. Особенно в сетях. А в нашей сети, Лёх, можно найти много чего интересного, если знать, где искать и как обходить защиту. Стригунов думает, что контролирует все потоки, но он даже не представляет, какие тут есть «черные ходы».

Он подмигнул мне, и я понял, что этот растрепанный парень в футболке с драконом — не просто гениальный сисадмин. Он был кем-то гораздо большим.

Разговор затянулся далеко за полночь. Гена рассказывал мне о странных артефактах, хранящихся в подвалах НИИ, о блуждающих аномалиях, которые иногда «забредают» на территорию, о легендах, которые ходят среди «старожилов». Я слушал, и мой мир переворачивался с ног на голову.

— Ладно, Лёх, тебе, наверное, домой пора, — сказал он наконец, когда чай в чайнике закончился. — А я, пожалуй, останусь. Поработаю еще.

— Ты что, здесь ночуешь? — удивился я.

— Бывает, — он пожал плечами. — Дома все равно никого нет, скучно. А здесь… здесь всегда есть, чем заняться.

Я попрощался с ним, чувствуя себя так, будто прошел какой-то обряд посвящения. Мир НИИ НАЧЯ раскрывался передо мной слой за слоем, и каждый новый слой был еще более невероятным и загадочным, чем предыдущий.

Домой я снова ехал на такси.

Водитель, полноватый мужчина средних лет, всю дорогу молчал, слушая какое-то ностальгическое радио. Никаких откровений, никаких философских бесед. Просто тихая, обычная поездка по ночному городу.

И эта обыденность была сейчас как никогда кстати. Она помогала немного прийти в себя, не сойти с ума от того потока чудес и тайн, который обрушился на меня за последние дни.

Но я знал, что это затишье — временное. Завтра меня снова ждет НИИ.

Глава 18

Разрыв

Утро среды встретило меня неожиданной тишиной.

Дождь, который, казалось, стал постоянным спутником моей новой жизни, наконец-то прекратился. Сквозь неплотные облака пробивалось робкое солнце, и воздух был свежим и чистым. Настроение, несмотря на вчерашние ночные откровения Гены, было на удивление ровным и спокойным. Я чувствовал себя отдохнувшим и готовым к новым свершениям.

Разговор с Геной не прошел даром. Он не только дал мне новую, более глубокую картину мира НИИ НАЧЯ, но и как-то упорядочил тот хаос, который царил у меня в голове. Теперь все эти «эфиры», «проколы» и «частицы» не казались мне набором бессвязных фактов. Они начали складываться в единую, пусть и очень странную, но по-своему логичную систему. Мана, заклинания, артефакты… Если смотреть на все это как на специфические проявления единого энергоинформационного поля, то все становилось на свои места. И моя работа по анализу данных приобретала новый, еще более глубокий смысл. Я не просто искал корреляции в цифрах. Я пытался расшифровать язык самой реальности.

Я решил сегодня пройтись пешком. До метро, а потом и от метро до НИИ. Хотелось насладиться этой редкой для Питера хорошей погодой, проветрить голову перед рабочим днем, еще раз обдумать все, что я узнал от Гены.

Выходя из квартиры, я, как по расписанию, столкнулся на лестничной площадке с Татьяной Павловной и ее вечным спутником Артемоном. Пудель, как всегда, залился пронзительным лаем, приветствуя мое появление.

— Ой, Лёшенька, доброе утро! — просияла Татьяна Павловна, придерживая поводок. — А я вот смотрю, погода какая хорошая сегодня! Прямо душа радуется!

— Доброе утро, Татьяна Павловна, — улыбнулся я. — Да, погода действительно замечательная.

Она несколько секунд смотрела на меня с каким-то сочувственным выражением, потом вздохнула и сказала:

— Лёшенька, я это… я все слышала. Про вас с Машенькой. Так жаль, так жаль… Такая пара красивая была! Прямо как голубки. Ну что ж у вас там стряслось, а?

Я опешил. Откуда она могла узнать? Петрович? Вряд ли он стал бы делиться такими новостями с «божьим одуванчиком». Сама Маша? Тоже маловероятно. Видимо, у Татьяны Павловны, как у всякой уважающей себя соседки, была своя, очень эффективная «информационная сеть».

Я не стал ничего объяснять или оправдываться. Да и что тут скажешь?

— Да так, Татьяна Павловна, — пожал я плечами. — Бывает. Жизнь… она сложная штука.

— Ох, сложная, сложная, — снова вздохнула она, поглаживая своего Артемона. — Ну, ты это, Лёшенька, не переживай сильно. Все, что ни делается, — все к лучшему. Найдешь ты еще свое счастье. Такой парень видный, умный.

Она посмотрела на меня с такой искренней, материнской теплотой, что я невольно улыбнулся.

— Спасибо, Татьяна Павловна. Буду стараться.

Я попрощался с ней и пошел по улице, погруженный в свои мысли. Новость о том, что наш с Машей разрыв уже стал достоянием общественности в лице Татьяны Павловны, почему-то не вызвала у меня никакой реакции. Ни досады, ни смущения. Как будто это было что-то, случившееся очень давно и не со мной.

Я шел по тротуару, разглядывая спешащих по своим делам людей.

Вот серьезный мужчина в дорогом костюме, торопящийся, видимо, на какую-то важную деловую встречу.

Вот молодая мама с коляской, озабоченная тем, чтобы успеть в поликлинику.

Вот группа студентов, весело смеющихся над какой-то шуткой.

Все они жили в своем, понятном и предсказуемом мире. Мире, где самой большой проблемой был отчет для начальника, пробки на дорогах или капризы ребенка. Мире, где не было левитирующих кристаллов, разрывов в пространстве и сисадминов, которые заваривают волшебный чай и разговаривают с ноосферой.

И я вдруг поймал себя на мысли, что мне их… жаль.

Не свысока, не с презрением, нет. А с какой-то тихой, светлой грустью.