СФСР - Алексей Небоходов

даже звуки улицы – за дверью всё словно выжидало. Аркадий слышал собственное сердце: тяжёлое, мерное, почти постороннее. Полина стояла неподвижно. В комнате звучало лишь напряжённое дыхание и редкие потрескивания старого паркета.

Из глубины квартиры медленно раздались осторожные шаги Ивана Васильевича, будто он старался отсрочить момент встречи с тем, чего все боялись. Его шаги были тяжёлыми, исполненными молчаливой решимости принять неизбежное.

Аркадий слышал каждый шаг отчётливо. Их было неожиданно много, словно коридор растянулся, сопротивляясь приближению беды. Когда Иван Васильевич наконец приблизился к двери, всё стихло окончательно.

Полина, не отрываясь, смотрела в дверной проём и продолжала крепко держать дядю за руку. Он молча кивнул ей, и они вместе вышли в коридор, остановившись за спиной Ивана Васильевича. Тусклая лампа едва освещала пространство, а из глубины квартиры донёсся тихий щелчок выключателя.

Аркадий усилием воли пытался успокоить дыхание, уговаривая себя, что это всего лишь дурной сон. Но сознание было ясным: реальность пришла, жестокая и беспощадная, и столкновение с ней неизбежно.

За дверью послышалось тихое шевеление – пришедшие явно ожидали, терпеливо переминаясь с ноги на ногу. Аркадий понял: стоявшие за дверью никуда не уйдут, не передумают и не отступят. С каждой секундой их безмолвное ожидание становилось невыносимее.

Иван Васильевич перед дверью словно собирал остатки сил для последнего и самого тяжёлого шага. Тяжело вздохнув, он медленно потянулся к замку, и металлический щелчок прозвучал громко, почти оглушительно в наступившей тишине.

Дверь раскрылась плавно, без торопливости, словно давала жильцам последний миг иллюзии. Но как только дверь распахнулась полностью, надежда исчезла навсегда.

На пороге стояли люди в тёмной строгой форме. Они были настолько похожи друг на друга, что казались частями одного механизма. Лица их оставались совершенно бесстрастными, взгляды – пустыми и холодными. В глазах не было ни злобы, ни жалости, лишь полное равнодушие и механическая уверенность.

Старший сделал шаг вперёд, остановившись напротив Ивана Васильевича. Он чуть приподнял подбородок и монотонно, словно читая по бумаге, произнёс:

– Нам нужна гражданка Полина Андреева.

Затем он протянул официальную бумагу, испещрённую ровными строчками и печатями. Бумага сухо шелестела в его пальцах, пока он ждал, когда Иван Васильевич её примет, окончательно осознав неизбежность.

Отец молчал, глядя на людей в дверях. Его взгляд полнился бессилием и болью, но он понимал, что слова бессмысленны, просьбы бесполезны. Он медленно протянул руку, приняв приказ, словно касался чего—то грязного и смертельно опасного.

Люди на пороге не шевелились, сохраняя равнодушие и молчаливое ожидание. Тишина стояла ненормально плотная, тяжёлая, заполнившая собой всё пространство, вытеснившая воздух и само время.

Аркадий почувствовал, как Полина рядом судорожно вдохнула и замерла, боясь нарушить мучительную тишину. Он крепко держал её руку, ощущая разливающееся внутри бессилие. Он ясно понимал: этот миг станет переломным, разделяющим их жизнь на «до» и «после». И это «после» будет жестоким.

Люди на пороге были похожи на восковые фигуры: неподвижные и холодные, полностью подчинённые моменту. Их присутствие вытесняло всё живое, делая невозможным любое сопротивление.

Иван Васильевич снова глубоко вздохнул, пытаясь найти хоть слово, способное отсрочить неизбежное. Но голос не слушался, слова не шли. Любая фраза была бы признанием его полной беспомощности.

Старший спокойно ждал. Лицо его оставалось бесстрастным, взгляд – пустым, механически холодным. Бумага с приказом, лежавшая в руках Ивана Васильевича, уже казалась лишней формальностью. Происходящее было неизбежным, слова потеряли смысл, оставалось только ждать конца иллюзий.

Елена Дмитриевна стояла чуть в стороне, стараясь быть незаметной. Её взгляд застыл на бумаге в руках мужа. Лицо её было растерянным и непонимающим, словно происходящее ещё не успело дойти до сознания.

– Что это?

Голос прозвучал глухо, с хрипотцой, словно после долгого молчания. Иван Васильевич не ответил сразу, лишь протянул ей лист, не глядя ни на Аркадия, ни на Полину. Бумага в его руках дрожала. Женщина приняла её и отступила, будто лист оттолкнул её назад.

– Это ошибка… – прошептала она. – Ошибка. Здесь написано… о ней… как о вещи.

Пальцы судорожно сжали лист. Она закашлялась, словно слова застряли в горле, оперлась о дверной косяк, иначе бы упала. Рядом скрипнула старая этажерка, дрогнула стена. Она продолжала читать, но взгляд её уже ничего не видел.

Аркадий сделал шаг вперёд, глядя в лицо старшему:

– Вы не имеете права. Девушка не задержана, не обвинена, не является объектом принудительных мер. Ни по закону, ни по логике вы не можете забрать её без ордера суда и уведомления. Где копия приказа? Отметка прокурора?

Старший по—прежнему молчал. Медленно поднял планшет, коснулся экрана и бесстрастно произнёс:

– Регистр: несемейная. Возраст: двадцать пять. Регистрация: отсутствует. Чип не установлен. Уведомление вручено дважды. Ответа нет. Протокол: действовать.

– Вы серьёзно? – голос Аркадия стал тише, в нём зазвенела сталь. – Протокол? Это девочка. Она училась, ухаживала за матерью. Она не преступница. У неё паспорт. Это её дом.

– На момент визита – не замужем, – сухо добавил второй, помоложе. – Отметка по 115—й статье. Подлежит передаче.

– Передаче? – переспросила Елена Дмитриевна. – Куда? Кому? Объясните, куда вы ведёте мою дочь?

– Место определит центральная система, – равнодушно ответил младший. – Назначение произойдёт через Центр временного распределения. До этого момента она будет в статусе ожидания. Обжаловать можно через аккредитованного представителя. Адрес указан внизу документа.

Полина стояла у стены, сжавшись, будто хотела исчезнуть внутри обоев. Её плечи подрагивали мелкой дрожью, словно тело сопротивлялось вопреки сознанию. На лице не было слёз и крика – лишь остекленевший взгляд, полный немой растерянности и горького понимания неизбежного.

– Вы вообще слышите, что говорите? – Аркадий сжал кулаки. – «Передача», «очередь», «процедура»… Это человек. Не груз, не коробка с документами. У неё есть имя. Её зовут Полина.

– Мы знаем её имя, – тихо ответил старший. – Мы её не тронем. Но она должна идти с нами.

– А если нет? – спросил Аркадий.

Повисла пауза. Старший ответил не сразу, лишь слегка наклонил голову:

– Тогда в протокол внесут отметку «активное сопротивление». Это усложнит её категорию. Мы не хотим этого.

– Вы говорите, словно всё уже решено, – вмешалась Елена Дмитриевна. – Как будто наши слова ничего не значат.

– Решено системой, – повторил младший. – Правила устанавливаем не мы. Наше дело – исполнять.

Аркадий шагнул вперёд:

– Я её жених. Имею право действовать в её интересах.

– Вы не супруг, – холодно возразил старший. – Даже члены семьи не вправе препятствовать исполнению. Тем более вы не являетесь таковым.

Полина подняла голову. Губы её дрожали, но голос прозвучал ясно:

– Я не пойду. Я не понимаю, почему. Я ничего не сделала. Я просто жила.

– Дело не в вине, – ответил младший офицер. – Дело