Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

Завтрак… Ну, что там перечислять, налопался я знатно. Памятуя о необходимости восстановления крови, налегал на говядину и гранатовый сок, но и всё остальное вниманием не обделял. Наконец, насытившись, взял кофейник и переместился на балкон. В Авалоне, говорят, в такой ситуации принято читать газету. Я не авалонец, и мне до свечки, что у них там принято, поэтому включил планшет и принялся разгребать понападавшее.

Сперва, конечно, Наташа. Свет мой, солнышко, зачем ты столько снилась мне сегодня в едва одетом виде? Однозначно, пора домой, пока гормон не разгулялся…

«Наверное, еще позавчера я ревела бы. Мы с Мишей знакомы едва не с пелёнок, играли, учились — всё где-то рядом. Потом, года три назад, он инициировался и начал меняться, при этом явно не в лучшую сторону, что отдаляло нас друг от друга, хотя мама по-прежнему была уверена, что я выйду за него. Но когда я узнала, что вчерашнее устроил он, когда я поняла, что он шарил у меня в голове… Любимый мой! Я бесконечно рада, что у тебя получилось, что ты жив и невредим. Жду тебя очень…»

Вот оно как, значит. Друг детства, всё такое… Впрочем, что сделано, то сделано — пусть и коряво. Но я, ей-богу, и сегодня пошёл бы с ним биться.

Теперь отец.

'Итак, игра сыграна, молодец. Войну я закрыл. Что касается твоего поединка, то ночью у меня, а с утра у полковника Азарова едва сердце не лопнуло, когда мы смотрели видео. Готовься осваивать способы немагического боя: Азаров сказал, что для него теперь дело чести сделать из тебя хотя бы сносного рубаку.

В Алексине вчера, с Божией помощью, управились, там теперь чисто и красиво. Но, тысяча надгробий, прошу, не шути так больше — людская психика — тот еще скворечник с попугаями, спроси любого менталиста. Жду тебя дома, чтобы наконец познакомиться. Но если захочешь немного отдохнуть — не осужу: заслужил'.

Пишет и Володя Дубровский.

'Привет! Говорят, видео убило эпистолярный жанр, хотя именно благодаря видео я уже знаком с твоими вчерашними приключениями. Но мне отчего-то кажется, что тебе вести переписку проще, нежели говорить и, тем более, кривляться на камеру.

Что сказать — ты крут, дружище! И я крайне рад нашему знакомству. Я на пути в родную Кистеневку, полпути уже одолел, хвала современному транспорту. Свадьба моя состоится через три дня. Маша моя, правда, ещё не вернулась с конференции биотехнологов в Цюрихе, но будет в срок, а родители ее заверили, что всё готово. Поэтому, если судьбе будет угодно не взваливать на тебя новые хлопоты, буду рад видеть тебя чем скорее, тем лучше'.

А вот и Курбский.

«Я уже в конвертоплане и уже лечу, сам до конца не в силах поверить, что это всё со мной происходит. Спасибо тебе, прежде всего, за важный урок: отчаиваться нельзя. Я это понял вчера, когда ты вышел сражаться без особых шансов и победил за пять секунд».

Как-то тепло стало. Врастаю я в Твердь.

О, а вот и реклама подъехала, да какая — персонифицированная!

«Дорогой сэр Теодор! Московская торговая компания рада вам предложить новейшие носимые резервуары для маны повышенной ёмкости Авалонского производства…»

«Фёдор Юрьевич! Оружейный дом „Ульф Сигурдссон, сыновья и племянники“ предлагает Вашему вниманию широчайший выбор холодного оружия…»

Налетели, ветры злые… Ничего, перетопчетесь. Ладно, завтрак съеден, кофе выпит, письма прочитаны и даже ответы отправлены. Пойду в «покои».

Уже в коридоре убедился: Нафаня вернулся, и всё у него получилось. Потому что под нашей дверью, нервно помявкивая, сидели пять котов, видом своим живо напомнивших мне страждущих абстинентов у пивного ларька за полчаса до открытия. И я мог их понять: от наших апартаментов шел могучий и до слез родной запах. Вот прямо даже жаль, что я спокоен, как дохлая лошадь, и с сердцем всё прекрасно, потому как мне всего восемнадцать: так бы и накатил капель тридцать, по старой памяти!

— Нафаня, мне бы войти, — сказал я через дверь.

— Так заходите, мой добрый сеньор! — домовой открыл дверь — видимо, телекинезом, и я успел заметить, как с воплем «Ой!» он буквально взлетел по тяжелой бархатной шторе на карниз. Но ворвавшимся в апартаменты котам он был нафиг не нужен, они искали источник божественного запаха. И немедленно нашли — небольшую миску, стоявшую на полу.

Первым отвалился худощавый серо-полосатый. Охая и бормоча, на заплетающихся лапах он отбыл в коридор. Там его, похоже, что-то напугало, попытался побежать, но лапы по-прежнему слушались не очень: послышался довольно громкий «бум!». Кот, однако, выжил, и теперь медленно удалялся, напевая блюз.

Следом вштырило роскошного, как вельможа, крупного шерстистого черного кота с белой манишкой. Вскричав нечто, что по интонации читалось как «Эх, ять, хорошо-то как!», он без затей с пола сиганул прямо в открытую форточку, а до нее было метра два по прямой. Мало того, что долетел — он пролетел ее со свистом, не коснувшись. Этаж у нас второй, правда, высокий. Но кошаку в этот момент вся дельта Волги была, что мышу росинка: его довольные возгласы я слышал ещё пару раз.

Рыжий котяра, нахлебавшись, решил, что поспать — в целом, отличная идея. Но при этом смутно понимал, что не дома, и надо бы куда-то идти. В итоге он выбрал промежуточный вариант: ляпнулся на пол и, что-то пришептывая, извиваясь, как заправский удав, пополз к выходу, в который попал с третьей попытки.

Черно-белый поджарый котейко хулиганистого вида, откушав валерьянки, обнаружил, что кругом враги, пора спасаться, а по полу не пройти — там целый человек. Поэтому он попробовал эвакуироваться по стенам и потолку, полагаясь на высокую скорость передвижения. Но закон всемирного тяготения на Тверди функционировал исправно (надо при случае узнать, кому тут яблоки на голову сыпались), и потому неописуемая траектория его стремительной ретирады поражала воображение.

Белый с серыми пятнами упитанный хвостатый едва не разочаровал. Утомившись лакать, он поблагодарил нас вполне вежливым «Муррр!» и преспокойно вышел из комнаты в коридор. Там его и накрыло. Издав тираду, которую я приблизительно расшифровал как «Ух, ска, ять, ни хрена ж себе!», он с места сорвался в галоп и, не пропуская ни одного (судя по стуку) угла, скрылся в неведомой дали.

Нафаня смотрел на меня с обожанием.

— Это потрясающе, мой добрый сеньор! Можно, я пробегусь по городу? Нужно закрепить успех[3].

— Можно, друг мой, — смеясь, ответил я. Но сперва как можно скорее ликвидируй запах и прочие улики: полагаю, нас