Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

Итак, как нам, начинающим некромантам, рекомендуют искать объект приложения наших стремительно совершенствующихся магических навыков? Очень просто.

«Выйдя на интересующее вас место, убедитесь, что ваши ноги контактируют именно с землей: пол или дорожное покрытие усложнят работу. Обувь снимать нет необходимости. Встав в расслабленную позу, сосредоточьтесь на задаче, то есть на поиске. Установите ладони параллельно земле, пальцы расположите веером. Положение остальных частей рук в данном случае значения не имеет. Вызовите перед внутренним взором образ могилы — лучше, необустроенной. От пальцев протяните воображаемые линии-щупы, не отпуская при этом образ могилы. Отслеживайте ответы. Они могут иметь вид бледно-зеленого огонька, если речь об обычном захоронении, клубочка серого дыма — в случае, если требуется посткремационная реконструкция, либо кристалла льда, который указывает, что объект расположен под водой. Определив направление нахождения интересующего объекта, можно приступать к вызову».

Чего уж тут непонятного, всё ясно. Могила, линии-щупы, огонек, дымок и льдинка. Начали.

Клиента, или «объект», я нащупал быстро — то есть инструкция из справочника оказалась рабочей. «Бледно-зеленый огонек» полыхнул, как фотовспышка — не ошибёшься. Так, направление зафиксировано, приступаем к ритуалу вызова. Когда работаем штучно, есть отличие от общей формулы.

— А не черного солнышка холодом, а не красной луны притяжением, но едино моим хотением собирайся из праха, ушедший за край; из земли восставай, силён богатырь; выходи-ка на землю на твердую, чтоб служить мне одною лишь правдою!

Вдали что-то бабахнуло. С чего бы вдруг? Или могила моего «объекта» оказалась заминированной?

— Будем надеяться, что маны ему хватит, чтобы собраться в кучку после этакого выхода, — пробормотал я.

— Уже собрался, скачет, — откликнулся Нафаня.

К нам приближался всадник. Разумеется, мёртвый. На ничуть не более живом коне. Богато одетый, в прекрасных доспехах — безо всякого золота на них, впрочем. На коне также красовались доспехи. Подъехав к нам степенным шагом, мертвец спешился. Привычным жестом вбил в землю колышек, привязал коня, и только после этого соизволил повернуться ко мне и отвесить легкий поклон.

— Приветствую тебя, величайший, — проскрипел мертвец. — Недостойный Менгу-Тимур, сын Тукана, внук Бату, прах пред ликом безграничного Тенгри, явился по зову твоему.

Тут меня в очередной раз удивил Нафаня. Метнувшись в машину, он телепортировался обратно со складной табуреткой из нашего походного багажа.

«Присядь и отдохни с дороги, хан, потомок достославного Темуджина. И преломи с нами хлеба», — зазвучала в голове подсказка от домового, и я послушно воспроизвел эту высокопарность.

— Благодарю за честь, — ответил мертвый чингизид, усаживаясь на табуретку. — Преломить хлеба не смогу, за годы смерти отвык от еды. Зачем ты звал меня?

Я, как мог быстро, соображал: сказать ЭТОМУ, что позвал для того, чтобы он мне прорубал безопасную дорогу через хтонь — э-э-э… Было в этом что-то неправильное.

— Славный Менгу-Тимур, благодарю, что принял мое приглашение. Позволь же припасть к источнику твоей мудрости.

Нафаня из-за спины монгола показал оттопыренный большой палец.

— Слушаю тебя, спрашивай.

— Долгие годы моей жизни я привык к тому, что личная свобода, пусть даже кажущаяся, возможность самому распоряжаться своей судьбой — это высшее благо. Но теперь великий государь призвал меня на свою службу, все маги обязаны нести службу, я не могу противиться его воле, и оттого пребываю в смятении. Я, который никогда не служил ни какому государю, повёрстан в услужение.

— Долгие годы? Но ты юн! — удивленно скрипнул мертвец.

Я тоже удивленно скрипел, но уже мозгами: обычно те, кого я временно рекрутировал из чертогов забвения, отличались нерассуждающей исполнительностью, но никак не умом и сообразительностью. Здесь же… Но, как бы то ни было, отвечать-то надо, и пауз лучше бы не тянуть.

— Это не первое тело, в котором я живу.

— О, прости недостойного, величайший! Скажи, а тот государь — он сильнее тебя?

— Много сильнее, досточтимый Менгу-Тимур.

— Понимаю. Но посмотри сперва на меня. Я — хан, сын хана, внук хана, праправнук величайшего завоевателя. Мои тумены покрыли себя славой от Новгорода на севере до Хомса на юге. Я строил города — от Искера на востоке до Солдайи на морском берегу. Велик ли я был? Пожалуй, да. Но ты сейчас — гораздо сильнее. И ты позвал меня, того, кто повелевал половиной мира, но мёртв много столетий — и я не нашёл в себе сил противиться твоей воле, и восстал из смерти. Заметь, мы говорим на твоем языке, не на моем. Он похож на язык урусов, но другой. Как ты думаешь, почему?

— Магия?

— Прежде всего, твоя воля, величайший. Воплощенная через магию. Я так точно не смог бы. Но слушай ещё. Маг обязан служить. Ты не согласен. Но это закон! Как ты можешь не соглашаться с тем, что много выше тебя? Каждый день Тенгри пускает солнце на лицо своё, и каждую ночь заменяет его на луну и звезды. И так — изо дня в день, тумены и тумены лет. Ты же не будешь оспаривать движение светил, потому что оно тебе не нравится? Не будешь, потому что не в твоих силах изменить этот закон, и ты об этом знаешь. Но почему же тогда ты оспариваешь другой закон, который точно так же не в силах преодолеть? Когда довлеет воля, которой тебе нечего противопоставить, у тебя есть ровно два пути: подчиниться этой воле или умереть. У меня даже такого выбора нет, потому что я уже умер. Восстать, оспорить, бороться с волей, что превосходит твою — значит, умереть. Скажи мне, о юный величайший, хочешь ли ты умереть?

— Нет.

— Вот и ответ. Великий Тенгри ничего не делает просто так. Если он даёт таким, как мы силу, могущество, власть и посылает в этот мир — то только для одного: чтобы мы делали этот мир лучше. Нам просто нельзя жить ради своего удовольствия. Тенгри не поймёт, гнев его будет невообразим и я, казнивший многих и видевший всё, не позавидую тому несчастному.

По застарелой кухонной привычке собрался было возразить, что меня никто никуда не посылал, но вовремя прикусил язык, вспомнив, как прежнее никчемное бытие прервал удар молнии в лоб, а уж молния во все времена считалась неотъемлемым атрибутом высших сил.

— Вижу, ты и сам понял что-то, — кивнул мертвец. — Мы — люди Тенгри, и неважно, какое имя он носит сейчас, под