Звездная абитура - Юнта Вереск

выше обычной. Для пилота и вообще специалистов, работающих в стрессовой среде, это важно. Для врача такие показатели тоже нужны, но должны поддерживаться сопереживанием. Которого у тебя нет.

— Это низкий EQ?

— Да. Эмоциональный интеллект у тебя ниже сотни. То есть ты видишь цель и идешь к ней, не думая о цене. Ты можешь просто угробить пациента или восстановить против себя.

Я сжала зубы. Да, во время тестов в Новосибирске мне и вправду задавали какие-то такие вопросы… Остались недовольны ответами?

— Пойдем дальше. Гормоны.

— Ну, слушай, отец, тут же и ребенку ясно, что я еще молодая, гормоны играют, как можно на их основе делать какие-то выводы?

— Не все так просто. Посмотри на показатели кортизола, — он снова сдвинул таблицы, высветив новую. Ты знаешь, что он выделяется во время стресса. Гипоталамус получает сигнал тревоги, активируя гипофиз, который стимулирует надпочечники выделять больше кортизола. Если уровень его очень высок, то скорость обработки информации и реакции мозга резко снижаются. Человек может просто замереть и не шевелиться, не пытаясь убежать от стрессовой ситуации.

— Это у меня?

— Да нет же! У тебя при стрессе он выделяется в оптимальной пропорции. Такой уровень стимулирует бдительность и внимание, улучшая реакции.

— Ну да. Бей-беги-замри…

— Да, твоя реакция «бей» определяется уровнем кортизола.

— Так вот кто виноват! А все шишки мне достаются! А это не я, а кортизол.

Отец через силу улыбнулся.

— Посмотри внимательней. У тебя ненормальный уровень кортизола. В естественном состоянии он чуть завышен утром, для того чтобы проснуться и взбодриться. К вечеру снижается, чтобы спокойно заснуть. А у тебя?

— Весь день… одинаковый?

— Да. Включая стрессовые ситуации. При этом кортизол не влияет на сон, как у всех людей.

— Ах, вот для чего нас обвешивали всякими датчиками!

— У тебя организм бойца. Или, в данном случае, пилота.

Отец «прошелся» по другим гормонам и нейромедиаторам — адреналину, норадреналину, дофамину, серотонину и другим. В свой час были упомянуты зрение и слух, общая и мелкая моторика, психологические выверты вроде адаптации к изоляции и одиночеству или хладнокровию в кризисных ситуациях…

Вишенкой на торте стала не таблица, а заключение о высокой приспособляемости к гравитационным изменениями и отсутствии побочных реакций на невесомость и микрогравитацию. Действительно, я все время отлично себя чувствовала!

— Сны тебе странные снились? Тебя тошнило? Случались проблемы со зрением?

— Нет, нет и нет.

— А «нормальные» люди в первые шесть-десять дней испытывают трудности. Адаптивность к гравитационным изменениям встречается раз на тысячу человек, а то и реже. Поэтому я хорошо понимаю, почему руководство Академии берегло тебя, а не отправило назад после первой же драки.

Я вдруг поняла, что такой разворот не слишком радует отца. Но…

Перед глазами встали звезды. Крошечная Земля, которую я видела с Цереры. Наезжающий на астероид кораблик. Мой кораблик…

А, может, и вправду…

Глава 18

Выбор

У нас оставалось три дня до крайнего срока принятия решения, и я решила отключиться ото всего. Подхватила Луку, и мы с ним двинулись в путешествие по школьным местам.

Здоровенный аэробус, потом юркая авиетка.

Вот Южная Африка, любимые учителя и могилы родителей.

Традиции захоронения здесь не такие как у нас. Возле каждой могилы высаживают дерево — оно лучше любой таблички говорит о душе покойного. Мы бродили по рощице молодых деревьев — они теперь здорово подросли с тех пор, как мы их посадили. Здесь было захоронено большинство тех, кто погиб в больнице в тот день.

Узкие и многочисленные, мягкие и шелковистые листья серебряных деревьев, пока еще невысоких, метра три, создавали невероятно красивое зрелище. Блестевшие серебром густые бархатистые волоски на каждом листочке придавали деревьям фантастический вид. Эти деревья специально привезли из Сердечной столицы, которую раньше называли Кейптауном. Это было очень символично — именно в этом городе когда-то была проведена самая первая в мире операция по пересадке сердца. А теперь серебряные деревья высадили над могилами погибших на своих рабочих местах врачей.

Я не хотела здесь задерживаться, слишком печальные воспоминания. Не хочу грустить.

И мы рванули в Северную Африку. Здесь, на берегу Средиземного моря, оказывается, учился на третьем цикле Лука.

Почти здесь же, неподалеку от развалин Карфагена, я год назад потеряла невинность. Впрочем, это громко сказано. Терять было нечего — у спортсменок активных видов спорта это происходит незаметно, во время тренировки, лет в десять-двенадцать. Так что можно сказать, что я просто получила в свое распоряжение мужчину. На одну ночь. И, чтобы я эту ночь не забыла, он подарил мне крошечный брелок. Серебряный верблюдик, на боку которого выгравировано слово «Tunis». Так когда-то называлась раскинувшаяся здесь страна. А теперь этот верблюдик я всегда ношу с собой. В важные моменты надеваю на цепочке на шею, но чаще ношу на поясе или зацепляю на верхний край комма.

Туристическая тростниковая хижина нас с Лукой вполне устроила. Впрочем, ночью мы вытащили соломенные маты на воздух и снова любовались звездами, теперь уже Северного полушария. И Лука снова рассказывал мне о созвездиях… Потом мы все же перебрались обратно в хижину. И вот первая горячая ночь у нас с ним случилась уже на Земле. Я, наверное, консерватор. Она мне понравилась гораздо больше, чем дикарские пляски в невесомости…

Совсем недалеко отсюда находилась моя школа третьего цикла — перелет через море занял минут двадцать. И вот мы уже в Пиренеях.

Хорошо, что школу мы закончили. И что получили высокие баллы на испытаниях «Вейера». Наш социальный индекс теперь подрос от беты до гаммы и возможностей для путешествий стало гораздо больше. Так что, пробежавшись по пустующим летом аллеям моей школы, мы снова сели в авиетку и махнули в Кантабрию — мне очень хотелось показать Луке заворожившую меня когда-то пещеру Альтамира, где со времен палеолита сохранились рисунки полихромной каменной живописи.

Поздним вечером мы прибыли к космическую столицу, называемую прежде Самарой. Неподалеку оттуда, на берегу Волги раскинулся просторный дом родителей Алефтины. Мы свалились на них как снег на голову. Разговоры затянулись до рассвета.

* * *

А утром выяснилось, что уже наступило пятнадцатое августа. Последний день, когда мы могли подать заявления на поступление в Космическую Академию.

Фил с Алькой свои заявки послали еще на орбитальной станции. И теперь страшно переживали за нас, торопя и нервничая, кажется, больше, чем мы сами.

— Ты же подашь, да? — заглядывая мне