Железный лев. Том 4. Путь силы - Михаил Алексеевич Ланцов

— Чушь! — рявкнул адмирал. — Вы сами видели, сэр, как часто они стреляли. Большие и тяжёлые пушки так едва ли в состоянии делать.

— Стреляют люди, сэр.

— Ты меня учить вздумал⁈ — зарычал на него адмирал. — Тебя за борт вышвырнуть⁈

— Сэр, вместе со мной вы вышвырнете свою карьеру и перспективы. — равнодушно ответил дипломат.

— Проклятые мерзавцы! Как⁈ Скажите мне, как вы сумели прозевать появление у русских ТАКИХ пушек?

— Сэр, вы сгущаете тучи. По своему действию эти пушки сопоставимы с бомбовыми орудиями большого калибра.

— Большого? Вы серьёзно? А у русских под Санкт-Петербургом оно какое было? Восемь дюймов? Это же обычный калибр.

— Мы до сих пор не знаем подробности, сэр. А эти восемь дюймов, по слухам. Экспертный совет из разных ведомств так и не пришёл к какому-то окончательному мнению. Самым вероятным они посчитали испытание русскими новой трёхпудовой или даже четырехпудовой пушки. То есть, чего-то в калибре от десяти до двенадцати дюймов.

— Скверно.

— Очень скверно. Но адмиралтейство уже заказало разработку таких орудий.

— Когда это ещё будет, — мрачно произнёс адмирал.

— Каков ваш вердикт по поводу Синопа?

— Турки — отчаянные дураки. Соваться под такие пушки нельзя. Так, весь королевский флот можно тут на дне оставить. Так что мой вердикт — осада и только осада. Тем более сейчас, когда весь линейный флот русских на ремонте.

Французский адмирал, стоявший рядом, молчаливо кивнул, соглашаясь. Это ведь не его корабли потонули, попав под губительный огонь. Поэтому он был спокоен.

— Вы что-нибудь добавите? — уточнил у него британский дипломат.

— Русские хорошие ученики. Поставить на линейные корабли полную батарею обузиров оказалось довольно неожиданным и действенным решением. Если турки не врут. Теперь ещё это.

— Скорее бы они все сдохли, ваши ученики! — рыкнул англичанин.

— За этим мы сюда и прибыли, сэр, — усмехнулся француз.

[1] 100 пудов — это примерно 1,5 тонны. На калильном двигателе грузовик получился не таким грузоподъёмным, как на паровом. Вышла этакая эрзац полуторка.

Часть 3

Глава 3

1853, май, 28. Воронеж

— Опять ты! — невольно воскликнул какой-то случайный прохожий, столкнувшись со Львом в дверях управления воронежской верфи. Заново открытой в связи с размещением тут на достройку двух броненосцев, а потому и оформленной чин по чину, пусть и без размаха.

— Не ты, а вы, — заметил граф.

Это слова молодчик проигнорировал и попытался, отпихнув Толстого, выскочить на улицу. Но не вышло. Тот вроде как пропустил торопыгу, однако, когда тот чуть прошёл вперёд, схватил его за шиворот и хорошенько так встряхнул. Пользуясь своим преимуществом в росте, весе и силе.

— А-а-а! Что ты творишь! — взвился этот кадр.

Лев же молча приложил его лицом о дверь. Ещё раз встряхнул, так, словно пытался вытряхнуть из него говно. И поставил перед собой. Но опять-таки не за порог конторы, а запихнув его обратно. Чтобы тот не мог сбежать.

— Вас, сударь, манерам не учили? — холодно поинтересовался граф.

Судя по стеклянному взгляду, персонаж этот был явно под действием каких-то наркотиков. Да и поведение явно аффективное.

— Вы что себе позволяете⁈ — взвизгнул он, переходя на более уважительный тон. Видимо, что-то стало доходить или накрывавшие его ранее эмоции стали отпускать.

— В принципе я могу себе позволить даже повесить вас на ближайшем фонаре. Или пристрелить. Но сначала я хочу разобраться. Первый вопрос: Кто вы такой?

— Я? — непонятливо переспросил этот деятель и хлопнул глаза.

— Это ж Фома! — воскликнул вышедший на шум старший клерк смены.

— Мне это ничего не говорит.

— Студент это. Из самой столицы, как он сказывает. Как верфь тут возродили, так он нас достаёт со своими прожектами.

— Да! — вскинулся этот кадр. — Я гениальный изобретатель! Но меня не понимают!

— Распорядитесь его принять.

— Да! Распорядитесь меня принять! — гордо развернулся к клерку этот странный студент.

Лев же молча из-за плеча Фомы кивнул клерку в сторону комнаты для задержанных. А она в эти годы частенько имела во всякого рода правлениях из-за определённого совмещения функций.

Туда этого Фому и проводили со всем почтением. Дали с десяток листов бумаги. Карандаш. И попросили самым подробным образом описать свои предложения…

— И давно он тут ошивается? — спросил граф клерка, когда тот запер дверь, и они отошли.

— Через месяц или два после прибытия корпусов появился.

— К ним рвался?

— Сначала к ним, а потом к нам. Хотел устроиться и тут трудится. Всё требовал позвать ему главного инженера.

— Вы проверяли его?

— Фому-то? А зачем? Он же дурак блаженный.

— А если он играет?

— Он? — ошалел клерк. — Да и, Лев Николаевич, по нему же видно, что он наркоман. Вы его глаза разве не приметили?

— Ваша правда. — согласился Толстой. — Но его нужно проверить всё равно. Где живёт. С кем. Может быть, его втёмную используют.

— Сделаем. Всё сделаем.

— А что за предложения он, кстати, предлагал?

— Да какая разница?

— Позвольте мне это решать. У вас они сохранились?

— Вы думаете, что наркоман способен на что-то толковое?

— Давайте для начала поглядим. Предложения могут о нём сказать многое. И пошлите за городовым.

— Разумеется. Как прикажете.

Клерк отправил не знакомого Льву человека за городовым. После чего они прошли в кабинет, где визави начал рыться в стопках макулатуры. Время от времени доставая листы и укладывая их перед графом на стол.

Судя по тому, что нарыл этот сотрудник, накопилось аж сто семнадцать предложений. Сохранившихся. Ибо, судя по виноватому виду клерка, их было намного больше.

Разные идеи.

И как это ни странно, достаточно разумные, а местами прямо толковые. Например, он предлагал вместо казематов, выполненных в стиле псевдобашен, поставить полноценные «шайбы», вращая их не гидравликой, а пневматикой. И даже накидал какие-то чертежи оборудования.

— Откуда он знает об устройстве кораблей?

— Подглядел, видать, — пожал плечами клерк. — Этот куда хочешь без мыла залезет.

Лев покивал.

Впрочем, особого доверия этим словам не испытал.

Полистал предложения. Периодически хмыкая. В среднем получалось на десяток — два-три дельных. Остальные — интересные, но явно выдающие в Фоме человека со слабым жизненным опытом.

Наконец, собрав все листы в услужливо предоставленную ему папку, граф направился в ту комнатку, где корпел парень. Отпер дверь и довольно ухмыльнулся, заметив взгляд недовольно занятого человека, с которым Фома на него посмотрел.

— Это ваше? — спросил Толстой, положив папку на стол и открыв её.

— Да. — немного полистав бумаги, ответил он.

— Что вы употребляете?