Амарант - Сай Спаркл

одному на целую тысячу, дабы забрать его к себе, гореть где-то посреди бескрайнего космоса. От слёз перед глазами начали появляться блики и страшно болела голова, отчего Дима в последний раз утёр их, понимая, что плакать уже нечем.

Убрав от лица мокрую руку, он вдруг осознал, что блики остались. Прищурив глаза, он понял, что из-за облаков действительно пробивается какой-то свет. Но он точно был уверен, что солнце в это время находится в другой стороне небосвода, да и сияние на него совсем не похоже. Неспособный оторвать взгляда от неба, он почувствовал, как в груди вновь загорается крохотный огонёк надежды. Неужели звёзды откликнулись…

Свет становился всё ярче, пока окончательно не прорвался из-за тучи и своим зеленоватым блеском не ослепил Диму. Тот испуганно закрыл глаза, утёр их и вновь открыл, после чего обнаружил летящую в его сторону зелёную искру, становящуюся всё ярче с каждым десятым метром, которые она миновала по щелчку пальцев. Как и в тот роковой момент на сцене ДК, Диму сковал невероятный первобытный ужас, не дающий ему даже дёрнуться в сторону, что, в прочем, не сильно бы изменило ситуацию – искра целилась прямо в парнишку. В считанные секунды она настигла своей цели, и парень, привставший за мгновение до удара, с выбитым дыханием рухнул на спину, после чего изображение перед его глазами померкло, веки налились свинцом, сознание окутал густой туман, и где-то в глубине этого тумана эхом раздался знакомый голос. Парень знал этот голос, ведь он принадлежал его лучшему другу. Нет, не тому, злому человеческому другу. В голове отчётливо раздавался полностью уверенный в себе и бесконечно мудрый голос кота Амаранта. Спокойным, слегка мрачным, но убедительным тоном он произнёс столь долгожданный ответ, что парень знал всю свою жизнь.

– Потому что тебе страшно. И виноват в этом – ты.

Глава 4. Две звезды

Холодное мартовское утро предстало в своём самом образцовом виде, пуская пробирающий до костей ветер, что, словно резвящееся дитя, ловко облетал бурлящие потоки реки и серые фигуры деревьев обычного русского леса. Посреди опушки лежал четырнадцатилетний парень в пурпурной толстовке, что промокла насквозь, и ему грозили серьёзные проблемы со здоровьем. Хотя после того что с ним случилось он будет думать о простуде или даже пневмонии в последнюю очередь. Разлепив свинцовые веки и утерев лицо, парень привстал, упёршись рукой в снег.

Что это было? Небеса взаправду выплюнули какую-то зелёную искру, что влетела в него и оглушила на некоторое время? Но это же просто невозможно. Даже при том, что парень жил в деревне, он был знаком с интернетом и вполне нормально образован. Ему хватало ума не верить в паранормальщину, а к той детской вере в звёзды он всё же относился с некоторой иронией, просто эта фантазия зашла слишком далеко, да ещё и такой стресс…

Стоило воспоминаниям о произошедшем до падения с неба искры начать возвращаться к парню в голову, как он тут же зажмурился и схватился за лицо. Глаза всё ещё были горячие, судя по всему от слёз, и парень ни за что не хотел идти старой дорогой в тот дом, где его не терпят. Прошлое отныне пугало его, и ему казалось, что возвращение домой убьёт его по-настоящему, и он сгорит либо от стыда, либо от горя в собственном внутреннем огне…

«Тс!..» – шикнул парень, одёргивая руки от лица. Их что-то больно обожгло. Поднеся их обратно, он почувствовал, как от глаз исходит не просто тепло, но чудовищный жар, способный наверное даже вскипятить воду. Испугавшись того, что его глаза вот-вот сгорят, либо что у него уже подскочила температура, он поспешил сдёрнуть капюшон.

И тут тоже возникла проблема, которую уже не свалить на температуру. Капюшон упёрся во что-то, что торчало из мальчишечьей головы. Дыхание парня замерло. Он посильнее натянул капюшон и всё же снял его, после чего очень медленно поднёс озябшие руки к тому, что мешало ему освободить голову… Он наткнулся на что-то мягкое, но не стал одёргивать руки, а скорее стал концентрироваться на том, что же это в самом деле такое. Щупая всё больше и больше, он начал чувствовать щекотку и улавливать дополнительные звуки в виде шуршания собственных пальцев и более отчётливый хруст покачивающихся на ветру деревьев вокруг опушки. Он не мог поверить своей догадке, но больше ничего в этом мире не могло прийти ему в голову, и было ясно, что…

Щёлк! Щёлк!

Дважды щёлкнув оледеневшими от холода пальцами, парень шлёпнулся на спину и уставился в небо взглядом не то опустошённым и усталым, не то взволнованным и заинтригованным. Да, это уши. На его голове выросли большие, покрытые шерстью уши.

Полежав с полминуты, он подогнул ноги и встал, понимая, что нужно согреться, что бы ни случилось. Он чувствовал это ясно, яснее чем раньше. И нет, до случившегося он не был дураком – но теперь он чувствовал такую уверенность, что с ней был готов отправиться через лес прямо до трассы, а по ней до Череповца, в который он любил ездить с самого детства, любуясь городом, столь контрастирующим с его деревней, пусть и не отличающийся более разнообразной палитрой.

Накатившая решительность сыграла и в тот момент, когда он внимательно оглядел округу. Лилового британца, пришедшего к нему в столь тяжёлый жизненный момент, и след простыл. Даже не простыл – его и не было вовсе. Кроме их следов, ведущих на опушку, никаких других рядом не было, что свидетельствовало о ещё более страшной догадке. Но парень не чувствовал стресса, не хотел схватиться за свою голову и начать стонать от ужаса и безысходности. Он был полон уверенности, а старая застенчивость и стеснительность казались какими-то дурацкими эпизодами из прошлого. И с полной решимостью парень достал свой вполовину разряженный телефон, открыл камеру и ни секунды не мешкая включил фронтальную камеру.

Ну, уши как уши. Между прочим весьма приличные кошачьи уши, породистые, британские. Даже шерсть, торчащая из внутренней части уха, гладкими иглами изящно поднималась вверх, будто навязывая всем уверенность предыдущего хозяина. А с лиловыми патлами они сочетались настолько хорошо, что носителя благородных ушей можно было хоть прямо сейчас фотографировать на обложку дизайнерского журнала.

Парень разглядывал себя в камеру и не знал, как реагировать. Новая решимость не давала ему скатиться в истерику, и из негативных эмоций оставался разве что страх перед неестественностью, но в остальном ему до жути хотелось рассмеяться, и он сделал бы это, не будь сие чудо на его собственной голове.

Ещё одно удивительное, что он заметил в своём новом образе – глаза. Раньше у него были вполне типичные радужки северного человека – серо-голубые. Сейчас же это был зелёный, даже болотный цвет, да ещё и неестественно насыщенный. Парень потрогал глаза, и они уже не отдавали тем страшным жаром, но когда он убрал камеру и одел капюшон, собираясь двигаться хоть в какую-то сторону, пока он не окоченел на этом месте, его лицо вновь поразил жар, и экран телефона вновь расположился напротив. Глаза светились в темноте капюшона. Когда на парня накатило беспокойство при виде этого зрелища, радужки только сильнее начали гореть, превращаясь в два насыщенно зелёных огонька, крадущих не только взгляд носителя своим очаровательным мерцанием, но и свет, падающий под капюшон снаружи, укрывая лицо парня зловещим мраком.

Он убрал телефон, немного подышал, и огонь ослаб, а жар отпрянул. Итак, его поразила какая-то зелёная искра, и теперь его глаза светятся в темноте, горят от ярких эмоций, его волосы окрасились в лиловый, на голове выросли уши, а сам он полон решимости. Либо он умер, либо он спит, либо он жив и теперь придётся что-то со всем этим делать. Выбрав из всего самый нереалистичный, но невероятно интересный вариант, а именно вариант с жизнью, парень зашагал обратно на тропу, а затем отправился по ней дальше, прочь от деревни, из которой совсем недавно улепётывал куда глаза глядят. Но теперь у него новые глаза, и шёл он твёрдо, уверенно ступая по снегу. Парень не понимал,