Инженер 2: Тульские диковинки - Алим Онербекович Тыналин

Рогожин только улыбнулся в ответ:

— Да ничего, любезный, везти же надо. Вот, держи. — Достал три рубля серебром, протянул. — За труды. Довезешь до Харькова, еще получишь.

Степан взял деньги, повертел в руках, посмотрел на карету, на багаж, на деньги снова. Вздохнул:

— Ладно. Грузите. Только потом не жалуйтесь, если что.

— Чего жаловаться-то? — беззаботно отозвался Рогожин. — Карета крепкая, лошади здоровые. Довезет!

Савва Лукич подошел ко мне, наклонился, сказал вполголоса:

— Ваше благородие, не нравится мне это. Перегрузим мы карету. И так она еле дышит.

Я кивнул:

— Вижу. Но Степан согласился. Поедем.

Тюки взвалили на крышу кареты, привязали веревками. Сундук еле втиснули внутрь, поставили между сидениями. Рогожин забрался следом, устроился рядом с Саввой Лукичом на его половине скамьи. Внутри сразу стало тесно, колени упирались в сундук, повернуться негде.

Карета просела под весом. Рессоры скрипнули жалобно, кожаные ремни натянулись до предела. Я выглянул в окно, видно, как прогнулась задняя ось, колеса почти касаются кузова.

Степан взобрался на козлы, взял вожжи. Щелкнул кнутом, лошади двинулись с места. Медленно, натужно. Карета покатила, скрипя на каждом стыке.

Первые версты прошли без происшествий. Дорога ровная, укатанная. Но карета стонала. Доски кузова поскрипывали, рессоры визжали при каждой неровности. Кожаные ремни натягивались и ослабевали в такт движению, слышно, как они трутся о металлические скобы.

Савва Лукич и Рогожин разговорились о делах. Обсуждали цены на зерно, таможенные пошлины, надежность поставщиков. Голоса монотонные, сливались с грохотом колес.

Я сидел молча, глядя в окно. Степь тянулась бесконечная. Желтая трава по пояс, редкие кустарники, вдали курганы. Небо затянуто облаками, ветер гнал их на восток. Пахло пылью и прелой травой.

Через час дорога пошла хуже. Колеи глубже, выбоины чаще. Лошади сбавили шаг, пыхтели. Карета подпрыгивала на ухабах, кузов раскачивался из стороны в сторону.

При очередном толчке я увидел, как одна из задних рессор прогнулась сильнее обычного. Металл напрягся, в месте крепления к раме появилась тонкая трещина. Еще не критично, но тревожно.

— Степан, — окликнул я, высунувшись в окно. — Помедленнее. Рессора трещит.

Ямщик обернулся:

— Слышу, ваше благородие. Еле ползем уже. Лошади и так выбились.

Действительно, четверка шла медленным шагом. Холки мокрые от пота, головы опущены. Степан не погонял, берег их.

Еще через полчаса впереди показалась пыль. Много пыли, столбом. Я привстал, выглянул, увидел на дороге обоз.

Три телеги, запряженные парами волов, нагруженные мешками. Зерно, судя по виду.

Дорога в этом месте шла между двумя канавами, справа и слева глубокие промоины, размытые весенними водами. Разъехаться трудно, нужно одному сворачивать.

Степан придержал лошадей, крикнул:

— Эй, любезный! Сворачивай! Почтовая карета!

Возница обоза, мужик лет пятидесяти, небритый, в замасленном зипуне, даже не поднял голову. Волы шли своим ходом, медленно, упрямо. Телеги громыхали, мешки покачивались.

Степан крикнул громче:

— Слышь, ты! Дорогу давай!

Возница наконец повернул голову. Лицо красное, опухшее, глаза мутные, пьян. Оскалился:

— А я с барином еду! Важный груз везу! Сам сворачивай!

— Какой барин⁈ — заорал Степан. — Волов гонишь! Нам срочно ехать надо!

— И мне срочно! — возница плюнул в сторону. — Не уступлю!

Савва Лукич высунулся из окна:

— Ты, мужик, совсем одурел⁈ Почтовую карету задерживаешь!

— А мне что до вашей кареты! — огрызнулся возница. — Дорога общая!

Обоз приближался. Волы шли неспешно, но неумолимо. Аршин двадцать осталось, потом пятнадцать.

Степан выругался, дернул вожжи вправо:

— Держитесь, господа! Объезжаем!

Карета свернула с наезженной колеи, правыми колесами съехала на обочину. Земля здесь мягче, трава скрывает неровности. Левые колеса остались на дороге.

Обоз поравнялся с нами. Первая телега прошла рядом, так близко, что я разглядел трещины на мешках, просыпавшееся зерно. Вторая телега тоже. Третья…

Возница третьей телеги, видимо самый пьяный, не удержал волов. Они шарахнулись влево, телега последовала за ними. Удар пришелся в левый бок нашей кареты, в дверь.

Треск. Карета качнулась вправо, еще сильнее. Я схватился за ременную петлю. Савва Лукич и Рогожин покатились на меня, громыхая сундуком.

Степан на козлах заорал, осаживая лошадей. Но карету уже понесло, правое заднее колесо съехало с обочины, провалилось в скрытую травой промоину. Глубокую, с отвесными краями.

Колесо застряло. Карета дернулась, остановилась на мгновение, потом раздался страшный треск.

Сразу несколько звуков слились воедино. Хруст ломающихся спиц. Три, четыре сразу. Звон лопнувшей рессоры, металл не выдержал напряжения, разорвался пополам. Рвущаяся кожа, два ремня из четырех, державших кузов на раме, порвались одновременно.

Кузов осел вправо и назад. Задний правый угол опустился, почти коснулся земли. Внутри все покатилось, сундук Рогожина съехал, придавил Савве Лукичу ноги. Купец взвыл от боли.

Лошади заржали, попытались рваться вперед, но Степан удержал их. Карета встала намертво, перекошенная, скрипящая.

Обоз тем временем удалялся. Возница третьей телеги оглянулся, увидел результат столкновения, и погнал волов быстрее. Через минуту обоз скрылся за поворотом дороги, оставив за собой облако пыли.

Я толкнул дверь, она заклинила, перекосило раму. Пришлось бить плечом. С третьего раза дверь распахнулась, я вывалился наружу.

Степан уже спрыгнул с козел, стоял возле задней части кареты, держась за голову:

— Все. Приехали. Совсем развалилась, мать ее…

Савва Лукич вылез следом за мной, охая. Рогожин протискивался, пыхтя, волоча за собой сундук.

Я обошел карету, оценивая повреждения.

Заднее правое колесо. Обод треснул в двух новых местах, добавились к старым трещинам. Четыре спицы сломались, две пополам, две у основания. Ступица вылезла из гнезда на полвершка, перекосилась. Железная шина держит обод, но еле-еле.

Задняя правая рессора лопнула посередине. Две стальные пластины разорвало, концы торчат в разные стороны. Третья пластина треснула, но держится.

Два задних кожаных ремня порвались. Один у крепления к раме, кожа стерлась и разошлась. Второй посередине, там, где веревкой привязывали. Концы болтаются.

Рама кузова треснула в заднем правом углу. Трещина тонкая, но идет через всю балку. Дерево старое, рассохшееся.

Доски кузова разошлись в нескольких местах, щели в два пальца толщиной. Одна доска треснула вдоль волокна.

Савва Лукич подошел, посмотрел, присвистнул:

— Вот это да. Хуже не придумаешь.

Рогожин вытащил наконец свой сундук, поставил на землю, вытер лоб платком:

— Что ж теперь делать-то будем?

Степан обошел карету кругом, осмотрел все колеса, рессоры, заглянул под раму. Выпрямился, покачал головой:

— Это не починить. Тут новую карету нужно. Колесо развалилось, рессора сломалась, ремни порвались, рама треснула. Все разом.

— А отремонтировать нельзя? — спросил Савва Лукич.

— Можно. Но не здесь. Нужен мастер, инструменты, материалы. До ближайшей станции… — Степан прикинул, — верст двадцать пять будет. Туда и обратно мастера везти, день уйдет. Потом чинить еще