Системный Кузнец V - Ярослав Мечников

Смотрел на бульдога в упор — тот теребил одеяло, опустив глаза.

— Я ведь на вашей стороне целиком и полностью. Мне нужно будет наверху что-то делать, а я сам не знаю что! Какой ценой? Вот ты бы хотел оказаться на моём месте, зная, что за спиной стоит Брандт с ножом? А если вдруг всё испорчу? Меня не просто выгонят, а скинут в штольни, как бракованную заготовку в утиль.

Выдохнул.

— Завидовать тут нечему, Томас. Был в купальнях, да. Может, будет отдельная комната, или ещё какая золотая клетка. Но разве в этом дело? Разве это — свобода?

Самому уже не нравилось, что приходится оправдываться — хотелось, чтобы мужик уже понял, и чтобы все поняли, а то как-то быстро забылось чувство единения, что было вчера на смене. Зависть разъедала память быстрее ржавчины.

Бульдог поджал губы.

— Ну да… ну да… — пробормотал мужик. — Прав ты, Кай. Чего-то понесло меня… Завидно стало, дурню старому.

Посмотрел на меня, и взгляд изменился — потеплел, появилось вчерашнее товарищество. Мужчина хлопнул меня по плечу по-дружески.

— Ты уж… к нам тоже захаживай, не гордись. Глядишь, и мы чем полезны будем. Мы народ простой, но верный.

— Обязательно, — пообещал ему.

В казарме становилось светлее. Дежурные зажигали новые лампы, разгоняя мрак. Гул просыпающегося муравейника нарастал: шаги, скрип ремней. Несколько мужиков бросили на нас любопытные взгляды, но тут же отвернулись к своим делам.

— А по поводу помощников в «Горнило»… — решил закрыть вопрос сразу, говоря серьёзно и твёрдо, давая понять, что решение непреклонно. — Скажу позже, когда посмотрю мастерскую. Там и определюсь — кто мне нужен, сколько, и для каких целей. Считаю, так будет вернее. Без поспешных обещаний, которые потом не смогу сдержать.

Мужик серьёзно посмотрел на меня, оценивая, а затем медленно кивнул.

— Трезво мыслишь, молодой мастер.

Протянул мне руку — широкую как лопата, закалённую в тысячах ударов. Я пожал её в ответ. Бульдог кивнул ещё раз и вернулся к заправке постели.

На душе сразу стало легче — невысказанный вопрос давил со вчерашнего вечера.

Я развернулся к Ульфу — верный молотобоец пребывал в счастливом мире сновидений и тихонько посапывал. Ладно, пусть ещё поспит пару минут.

Огляделся — мастера ещё косились в мою сторону, но подходить больше никто не решался — отлично, у меня было немного времени.

Принял стойку «Тысячелетнего Вулкана»: чуть подогнул ноги в коленях, выпрямил спину, положил ладони на живот и закрыл глаза.

Дыхание глубокое, ведущее внутрь.

Увидел «Внутренний Горн». Искра огня внутри была живой, но запертой блокадой — я сосредоточился на этой преграде. Начал представлять, как та размягчается, истончается под мысленным взором, словно ледяная скульптура под солнцем. Блокада таяла, становилась прозрачной.

Огненная Ци, хоть её и осталось на донышке, затрепетала, предвкушая свободу. Ещё немного… Топил лёд дыханием.

И Ци прорвалась — горячим ручейком хлынула в меридианы — живое тепло тут же начало заполнять тело, проникая в каждую клеточку. Ощущение было настолько приятным, что из медитации не хотелось выходить никогда.

— ДАВАЙТЕ ПОЖИВЕЕ! — пронзительный визг Крысолова разорвал процесс. — Жрать хотите или нет⁈ Шевелись, дармоеды!

Открыл глаза — мир снова стал ярким. Ощущал Огненную силу в каждом атоме, та гудела в кончиках пальцев. Единственное, чего не хватало — заправки. Мне бы сейчас к горну, вдохнуть раскалённый воздух, насытить внутренний котёл до краёв… Но пока сойдёт и так — больше не пуст.

Развернулся к Ульфу, и аккуратно толкнул парня в плечо.

— Подъём, старина! Завтрак проспишь!

Молотобоец открыл глаза — мутные и непонимающие. Объяснил тому, что пора идти есть, а там видно будет. Сам пока не понимал, когда именно заберут в «Горнило» — никто не пришёл, а желудок сводило спазмами.

Детина поднялся, потирая кулаками заспанные глаза. Мы вместе влились в поток кузнецов, направляющихся в каменную столовую.

У прохода в коридор путь преградил Ганс Крысолов — маленькие глазки выхватили нас из толпы и хищно загорелись.

— А-а-а, Огненный Кузнец с верным оруженосцем! — проскрипел комендант. — Тормози. Мне велено вас, голубчиков, в «Горнило» доставить лично. Так что давайте, набивайте брюхо побыстрее, и за мной. Манатки свои соберите — обратно не вернётесь.

Мужик говорил торопливо, ухмыляясь, словно знал какой-то грязный секрет.

Приняв информацию к сведению, прошли в столовую и сели с краю огромного стола. Ели молча и жадно, но мужики, сидевшие рядом, не выдержали — начались расспросы: «Ну что, правда мылся?», «А что там?», «А кого возьмёшь?».

Отвечал коротко, повторяя то, что сказал Томасу: был в купели, отмылся, проспался. Про загадочную девушку умолчал — нечего воспламенять домыслы.

Насчёт помощников сказал твёрдо и серьёзно:

— Чтобы принять здравое решение, нужно увидеть «Горнило» своими глазами и понять задачу — оценить фронт работ, а дальше уже решать — не по дружбе, а по нужде.

Мужики, конечно, приуныли, замолчали, уткнувшись в миски, но в конце концов увидел в глазах согласие. Кузнецы нашли в этом плюс: так я буду судить не по эмоциям и не по тому, кто больше приглянулся как человек, а по способностям — это мастерам показалось честнее.

Еда была простой, но горячей: густая каша из овса с кусочками сала и ломоть ржаного хлеба. Я голоден как волк — проснувшаяся Огненная Ци требовала топлива, сжигая калории, как доменная печь. Готов был съесть слона, но пришлось довольствоваться добавкой хлеба, которую Ульф отломил от своего — паренек был в курсе, что я вечером не ел.

Когда выходили из трапезной, на пороге ждал нетерпеливый комендант, позвякивая ключами.

Мы забрали пожитки из общей комнаты.

— Ну, пошли, — кивнул Ганс, указывая в сторону верхних ярусов. — Не отставайте.

Поднимались вверх по знакомому широкому туннелю, но у развилки, где винтовая лестница уводила к парадным залам Замка, свернули в противоположный проём. Коридор сузился и резко пошёл вверх крутыми ступенями, вырубленными в скале.

Наконец, упёрлись в массивную кованую дверь, украшенную символом Грифона. Ганс налёг плечом, заскрипели петли, и комендант пропустил нас вперёд.

Мы оказались в другом мире.

Широкий коридор-галерея, стены которого были не грубыми и шершавыми, как внизу, а облицованы плитами тёмного камня, отполированного до блеска. В чёрных зеркалах отражались факелы, создавая иллюзию бесконечного пространства. По левую руку тянулась стена, по правую — ряд проёмов, закрытых дверями.

В дальнем конце галерея упиралась в что-то совсем грандиозное.

Дверь как произведением искусства — не просто дерево и железо, а