Слуга Государев. Бунт - Денис Старый

Так что, несмотря на то, что день начинал клониться к вечеру, было решено поднимать полки сейчас. Проснувшийся от «спячки» Матвеев показался им теперь неожиданно серьёзным противником. Думали, что он бражничать начнёт да заниматься своими усадьбами, которые были у него когда-то были изъяты и разграблены. Но нет…

И никто из заговорщиков пока и не догадывался, кто же именно стал причиной такой активности со стороны Нарышкиных. Да, пришли известия, что убийство молодого стрельца не удалось. И это, кстати, еще была одна причина, почему бунт подымался так наскоро, не до конца подготовленный. Если будет следствие… А Нарушевич, тот шляхтич, что возглавлял покушение, неизвестно куда пропал.

Милославские даже ещё и не знали о том, что непосредственно Нарышкиных и отстранили от власти. И что думать о какой-то глупости. недальновидности отца и братьев царицы Натальи Кирилловны не приходится.

— Защитим истинного царя Ивана Алексеевича! — наконец-таки прозвучало в толпе то, чего добивался Хованский.

Прямо камень слетел с шеи Ивана Андреевича. Он почувствовал — всё получится.

— А коли так, то хватайте пищали свои, стрельцы, да сабли наточенные с бердышами! Требовать пойдём от Нарышкиных правды и справедливости! — Хованский усмехнулся. — Ну, а что вы найдете в усадьбах Нарышкинских, вашим станет. На том слово своё даю, что не буду считать сие злодеянием! И царя нашего Ивана Алексеевича на то упрошу.

Если после призыва отправляться в Кремль толпа ещё подалась как-то неуверенно, то после слов о том, что можно безнаказанно пограбить богачей Нарышкиных, легенды о золоте и серебре которых так тщательно распространялись по всей Москве… море людское заколыхалось и готово было выйти из своих берегов.

— Да как же так, братья, был я в Первом полку… Там правда: Иван Алексеевич дурень и есть, и хворый он, — стал выкрикивать один из стрельцов. — Молодой десятник Стрельчин повел верных ему, всем выплаты положенные пообещаны!

Другие сотоварищи делали вид, что своего сослуживца не знают, расступались от него подальше, будто бы оспины заразные увидели на лице молодого стрельца.

А в это время грозной и решительной поступью Иван Андреевич Хованский шёл к этому поборнику правды. Толпа расступалась, предоставляя беспрепятственный проход своему вожаку.

— За поклёп и бранные слова на государя нашего Ивана Алексеевича! — Хованский моментально извлёк саблю и рубанул наотмашь стрельца.

Упал стрелец к ногам Хованского. Молчание. Толпа не знала, как реагировать.

— За правду! Никто не смеет браниться на государя! Смерть ворам Нарышкиным! — закричали купленные сотники.

Кровь… Она — сильнодействующий клей в любом бунте. Она пролилась.

И толпа ринулась в сторону Кремля. Кто-то и вовсе не понял, что же там произошло, возле крыльца, с которого вещал Хованский. Иные посчитали действия Ивана Андреевича справедливыми — ведь вот только они услышали правду, и снова тучи на ясно солнышко нагонять? Тем более, что именно Хованский сейчас являлся главой розыскного приказа. Он мог, имел право судить.

Тех, кто всё-таки посчитал, что Хованский был неправ, было немало. Вот только они молчали Куда все идут, туда и они пойдут. После же, будь нужда, повинятся. На то и надежда. Все же не осудят!

Хованский вскочил на своего коня, но тут же чуть не выпал из седла. Скакун взбрыкнул, встал на дыбы. Конь фыркал, ржал недовольно, будто указывая своему хозяину, что зря он пролил кровь честного молодца.

Размахнувшись, Иван Андреевич стеганул коня, и тот вынужден был покориться.

Глава 15

Москва

12 мая 1682 года

Стольный град царства Российского кипел, как котел с водой. Стрельцы! На Кремль идут стрельцы!

Новость разлетелась быстро. По мере того, как толпы стрельцов направлялись к сердцу России, москвичи разбегались с новостями. Там услышат одно слово, тут два. Дальше — хватит человеческой фантазии, чтобы додумать, что творится. Как и то, зачем стрельцы пришли под стены Кремля.

И каждому хотелось привлечь к себе внимание, чтобы его слушали. Потому впитывались новости мгновенно, как и быстро находились те, кому можно было не только рассказать, что видели, слышали — а еще убедить в своей версии событий.

Не упускала эту волну и Воробьиха. Эта грузная женщина в годах часто ходила с растрепанными волосами, ее нередко принимали за ведьму. Но только те, кто не знал Микулину Никитичну, прозванную Воробьихой, могли ее считать дурной бабой.

Микулина имела очень большое сердце. Например, она подобрала с улиц уже четверых детишек и воспитывает их, как своих. Да, детишки эти по дому делают всю работу. Но кто за это упрекнет Воробьиху? Так что она была уважаемой дамой. Но очень любила поговорить и хотела показаться интересной, а потому сплетню старалась донести первой.

— Что будет-то? — вопрошала Воробьиха.

Известной многим москвичам сплетнице отвечали с большой охотой. И гадали, словно пытаясь предположить, как будет развиваться сюжет популярного сериала.

— А что-сь? Кремль возьмут, Нарышкиных на колья посадят, знамо дело! — отвечал пожилой энергичной вдове торговец Митрофан Сопотов.

К мнению этого мужчины многие прислушивались. Уважаемый купец был. Не богатый, а такой, что ближе к народу, и цены никогда не заламывал. И мука у него была неплохая, кукуйская, в основном. А все знали, что немцы с Кукуя муку хорошую мелят.

Разговор тот и был у лавки купца. Конечно же, как только люди узнали, что началось в Москве, сразу же рванули в лавки, скупать еду, соль. Ведь не бывает никогда сытно во время бунтов. А сколь его пережидать? Так что москвичи это знают, некоторые помнят и соляные, и медные бунты.

Вот и к лавке Митрофана всё подходили теперь люди. Но он ничего уже не продавал. Да и людей больно много стоит у лавки, не все из них знакомы. А это странно…

— А ты чего это лавку свою зачиняешь? Не бывало такого, что так рано торги ты сворачивал, — спрашивал у Митрофана гончар Афанасий.

— А что ж непонятно? С чего спрашивать, о чем и сам разумение имаешь? — раздраженно отвечал Митрофан Сопотов.

— Ты не уходи, Митрофан, где ж куплять муку станем, да и иное? — засуетилась Воробьиха, понимая, что именно собирается сделать купец.

Купец Сопотов не отвечал. Двое его работников уже готовили весь товар для отправки прочь, за пределы стольного града. И