Большая черная дыра - Amazerak

Ответом стал хриплый, тихий смех.

— Я — твоя судьба, — проскрипел голос. — Твоя суть. Тот, кто ты есть.

— Что это значит?

— Ты — убийца. Такова твоя истинная натура.

— Нет… нет, я должен был… Мне пришлось. Я не хотел оказываться здесь, в этом времени, на этой войне…

— Не оправдывайся. Оправдываются лишь слабые. Здесь твоя судьба. Ты несёшь смерть. Кто-то должен отнимать жизнь.

— Но я не… я не хочу!

— Никто не хочет, — существо присело на корточки рядом с капитаном и положило ему на шею руку. Офицер дёрнулся, захрипел и замер. — Но кто-то должен…

Призрачный мертвец поднялся, развернулся и медленно зашагал в ночь, бряцая саблей.

Подумав немного, Георгий вернулся к капитану, но тот уже не дышал. Его задушила зловещая тварь. «Но ведь это не я, — убеждал себя Георгий, словно был в чём-то виноват. — Не я его убил. Это сделал… нет, он же не настоящий. Получается, капитан сам помер. Я тут ни при чём». Человек, лежавший с множественными пулевыми ранениями в снегу несколько часов, действительно мог скончаться без посторонней помощи, а контуженый мозг дорисовал образ смерти, явившейся за капитаном. «Я точно его не убивал», — решил Георгий, но на душе всё равно скреблись странные сомнения.

Надев перчатки и сапоги мертвеца, Георгий сразу почувствовал, как стало теплее ногам и рукам. Совесть не мучила. Мародёрство считалось делом подсудным, но кому какая разница? В загробном мире сапоги никому не нужны, а германцам оставлять такое добро — глупо. Лучше уж самому воспользоваться.

Расстраивало лишь то, что награду теперь точно получить не удастся. И сами собой пришли мысли о том, как мало здесь ценится солдатская работа. Неужели так дёшево стоит специалист по отъёму жизней? Неужели этот грязный в прямом и переносном смыслах, непосильный, кровавый труд недостоин хорошей оплаты?

Досадуя из-за столь несправедливых условий труда, Георгий пополз обратно, и в этот момент над полем вспыхнула очередная ракета. Из немецкого окопа кто-то выстрелил. Поднялась пальба, пули засвистели совсем близко. С замиранием сердца Георгий вжимался в снег, думая лишь о том, как досадно будет погибнуть сейчас, когда проделал такой долгий путь и нашёл себе отличные сапоги.

Но ракета погасла, слепая пальба смолкла, настало время возвращаться.

К своему окопу Георгию выбрался совсем не там, где стоял пулемёт.

— Стоять! — крикнул часовой. — Стрелять буду!

— Не стреляй! Свои! — ответил Георгий.

— Откуда такой взялся?

— Из пятнадцатой роты. На разведку ползал, патроны искал.

— Здесь тринадцатая. Пятнадцатая там дальше, вроде как.

— Да в темноте хрен разберёшь.

— Ладно, лезь сюда, посмотрим.

Георгий сполз в окоп, и свет фонарика ослепил глаза.

— По тебе, поди, палили из пулемётов? — проговорил часовой, убедившись, что обмана нет. — Рисковый ты.

— По мне. А что поделать? Патроны нужны.

Перешагивая через спящих солдат, чтобы никого не разбудить, Георгий добрался до пулемёта, грозно чернеющего в ночи над траншеей, завернулся в полотнище палатки и уселся рядом с сослуживцами, которые спали и даже не заметили его отсутствия.

Возможно, существо говорило правду: Георгий превратился в безжалостного убийцу. Дикая, животная сущность, прятавшееся за маской цивилизованности, вылезло наружу и полностью завладело им. Это и была та бездна, к которой он бежал последние дни, а теперь стремительно летел вниз, во мрак и пустоту, разверзшуюся в его собственной душе.

Георгий отключился очень быстро, сегодня ему не снилось ничего.

Глава 15

Следующее утро прошло в относительном затишье. Приказов атаковать позиции германцев не поступало, продолжалась вялая артиллерийская перепалка, и снаряды то и дело свистели над вбитыми в канавы солдатами.

Во второй половине дня враг пошёл в атаку. Георгий сидел за пулемётом и жал гашетку. Только здесь, в открытом поле он смог использовать весь потенциал данного оружия. Подпустил вражеские цепи поближе на пристрелянную за утро позицию и открыл огонь, выкосив в считаные секунды дюжину германцев и заставив залечь остальных.

Лента закончилась, пришлось менять. Неопытные напарники возились долго, и противник, воспользовавшись паузой, побежал вперёд, но когда работа пулемёта возобновилась, германцы опять закопались в снег и, полежав немного, стали отползать, оставив после себя трупы и стонущих от ран сослуживцев. Бои долго не смолкали по всему фронту, взрывы и треск стрелкового оружия громыхали над окрестными полями атональной симфонией войны, не унимающейся ни на минуту.

Вечером офицеры приказали отходить. Как бы ни устали солдаты, но отступление вызвало общее недовольство. Все догадывались, а если не догадывались, то чувствовали, что этот манёвр ставит крест на дальнейших попытках прорыва. Понимал всё прекрасно и Георгий, и будущее, и так безрадостное, теперь рисовалось в предельно мрачных тонах, пепел сгоревшей надежды развеялся по ветру.

Когда люди вылезли из окопов, стало видно, как мало осталось личного состава. Батальон выглядел как рота, а полк сократился до батальона. Пара тысяч человек растворились в белых просторах, завалили своими телами поля вокруг злополучной деревеньки. Отступало раза в два меньше солдат, чем бежало в атаку вчера днём. Понурые зомби с впалыми, заросшими лицами, в измазанной землёй и кровью одежде, с ружьями на плечах, шатаясь, брели в сумерках обратно.

Весь полк и ещё какие-то подразделения собрались в деревне, что находилась метрах в пятистах позади той, за которую дрались вчерашний день. Люди заняли уже готовые окопы и воронки, которых было накопано великое множество, приготовились обороняться. Домов здесь почти не осталось: крупнокалиберные вражеские гаубицы легко сковыривали своей кошмарной мощью крестьянские избёнки, и теперь только пепелища пожарищ чернели во мраке.

Как узнал Георгий, деревня называлась Богатыри Северные, а та, которую атаковали вчера — Богатыри Южные. За ней находились занятые немцами высоты, которые планировало взять командование. Но сил не хватило. Последний штурм, давшийся великим напряжением, не принёс никаких результатов.

Георгий со своими напарниками нёс германский пулемёт, который вместе со станком и принадлежностями оказался не легче, чем русский «Максим». Тащили, правда, недолго. Поставили перед окопом рядом с дымящимися развалинами, и принялись ждать, наблюдая за полем, перекопанным артиллерией и усеянных мёртвыми шинелями. Холодные, бескрайние просторы стали могилой для тысяч оборвавшихся человеческих судеб.

Обстрел в сумерках усилился. Снаряды продолжали рвать землю вокруг деревни и в ней самой, подбираясь к узким, ничем не прикрытым канавкам, забитым отчаявшимися защитниками. А вот своя артиллерия молчала, видимо, расстреляв весь боезапас. Да патроны к винтовкам у многих закончились.

Видимо, поэтому, когда стемнело, началось отступление за реку, и чёрные тени при свете луны побрели к переправе под раскаты гаубичной канонады. Пулемёт унтер приказал бросить, ведь патронов к нему осталось менее одной ленты. Георгий