Холодная сталь - Линда Эванс

слова краткие и уродливые. Я стреляю из ионных бесконечных повторителей и фугасными ракетами малой дальности, обстреливая позиции терсов на крышах, с широким рассредоточением, не требующим высокой точности как для противоракетного огня. Видимые тепловые сигналы терсов исчезают во вспышках мощных взрывов, которые разрушают здания, в которых они находились. Пожары, возникшие в результате этих первоначальных взрывов, поджигают соседние строения, пока внешнее кольцо Рустенберга не начинает яростно гореть.

— Черт возьми, Сенатор! У нас там живые беженцы, а ты только что устроил огненную бурю!

Я испытываю глубокий и отчаянный стыд. Я не в состоянии должным образом выполнять даже самые простые задачи.

То, что я уничтожил, по крайней мере, девяносто семь врагов, прежде чем достиг земли, не имеет большого значения, учитывая масштаб моих неудач и неизвестную причину сбоев в работе систем наведения и управления огнем моего оружия.

Мои тяжелые сани опускаются за пределы кольца горящих зданий и отстреливают ремни, фиксирующие мои гусеницы. Я включаю двигатели и начинаю быстрый обход города по периметру. При полном обходе не обнаруживается никаких следов вражеского персонала за пределами кольца горящих зданий. По крайней мере, в этом я был эффективен. Но я должен справиться с пожарами, которые разожгли мои снаряды, прежде чем пламя уничтожит то, что удалось спасти шахтерам маленького Рустенберга.

У моего командира та же мысль, потому что она говорит:

— Хорошо, сенатор, если здание горит - сноси его. Мы спасем то, что осталось в зданиях, которые еще не сгорели, а затем снесем и их. Мне нужен хороший, чистый периметр вокруг этого места.

— Понял, командир.

Я пробираюсь сквозь горящую массу, круша пылающие балки и превращая пласкритовые стены в щебень. Мой командир нажимает на кнопки управления, чтобы включить радиопередатчик, бормоча:

— Эти люди, должно быть, в ужасе от всех этих взрывов здесь. Им будет очень тяжело, когда они увидят, как много они только что потеряли. Рустенберг, это капитан Алессандра ДиМарио, третья бригада "Динохром". Вы слышите меня? Повторяю, это капитан Алессандра Димарио. Вы принимаете сигнал?

В течение ноль целых восьми десятых секунды нас приветствовали помехи. Затем отвечает человеческий голос, женский, бормочущий полушепотом:

— Боже мой, вы действительно здесь? Это что, ваши пушки только что стреляли? Мы думали... а, неважно, слава Богу, вы наконец прибыли!

— Извините, что нашему транспорту потребовалось так много времени, чтобы добраться до вас. Где вы?

— Под землей, — отвечает женщина. Где-то рядом по открытой радиосвязи доносятся взволнованные голоса. — Мы использовали шахтерское оборудование для рытья бункеров.

Мой командир очень мягко говорит:

— Очень скоро вы сможете выйти из укрытия, мэм. Мой Боло уже уничтожил около сотни терсов, обстреливавших вашу территорию. Как только мы очистим периметр, вы сможете подняться.

Я беспокоюсь из-за неприятного сюрприза, ожидающего этих людей. Ничто так не шокирует и не деморализует гражданское население, как потеря домов. Все остальное, с чем сталкиваются мирные жители в ходе боевых действий — бомбардировки, разрушение объектов жизнеобеспечения и культурных центров, даже смерть друзей, — это просто часть страданий, которые приходится пережить, как бы бесчувственно или зло это не звучало. Но потеря дома — это личная рана. Такие поступки порождают ненависть, а ненависть становится ветром, который вовлекает целые миры в войну.

Я боюсь последствий своих действий.

Мне требуется десять с половиной десятых минут, чтобы разрушить большую часть города. В результате у меня остается прекрасно расчищенный периметр, где врагу негде спрятаться, а у владельцев Рустенберга остается обширное поле из щебня, на котором иногда из руин вырастают одинокие и обгоревшие склады или личные дома. Выполняя задание, я испытываю чувство, похожее на жалость. Капитан ДиМарио не произносит ни слова в течение всех десяти с половиной десятых минут, но сидит, уставившись на экран с данными, челюсти ее сжаты так же сильно, как и пальцы, которые сжимают мягкий подлокотник.

— Все горящие сооружения за стеной уничтожены, коммандер. Внутри защитной баррикады все еще бушует пожар. Может, мне пробить стену и разрушить эти сооружения?

— Боже, нет же! Только после того, как мы выясним, где эти люди, — она восстанавливает радиосвязь.

— Рустенберг, говорит капитан Димарио. Вы можете подниматься. Пожалуйста, эвакуируйтесь быстро. У нас неконтролируемый пожар внутри вашей оборонительной стены. Нам нужно разрушить здания, пока огонь не распространился. Если мы наедем на ваш бункер, пытаясь добраться до пламени, мой Боло обрушит вам крышу.

— Боже милостивый, я об этом не подумала, — отвечает тот же голос, в котором слышится удивление. — Мы поднимаемся, капитан.

С помощью датчиков, установленных на верхней турели, я обнаруживаю глубокую яму, вырытую в почве недалеко от центра города. Это оказывается вход в подземный бункер. Тяжелые металлические двери внизу с грохотом распахиваются. Мгновение спустя появляется толпа потрясенных, грязных колонистов, спешащих навстречу своим спасителям. Большинство из них смотрят на мой боевой корпус, который возвышается над разрушенной стеной, залитый резким светом огня, все еще полыхающего внутри защищаемого комплекса. Мой командир молча наблюдает за исходом в течение пяти целых и восьми десятых секунды, затем отдает быстрые команды.

— Сенатор, после того, как разберешься с последним пожаром, я хочу, чтобы ты повалил деревья к югу и западу от города. Обеспечь нам свободный периметр в пять тысяч метров во всех направлениях. Мне нужен отчет о состоянии шахт, оборудования и запасов руды. И разведай наш периметр на расстоянии одного километра. Я хочу знать, с чем мы там столкнулись. Местность выглядит зловеще. Составь карту до последнего сантиметра, а также обрати внимание на все, что терсы припрятали в удобных выступах и расщелинах. Поищи места, где мы также можем оставить несколько сюрпризов. И начинай думать о том, какие сюрпризы мы можем преподнести терсам из того, что смогут изготовить колонисты. Если, — мрачно добавляет она, — останется что-то, из чего можно что-то изготовить. Есть вопросы?

— Нет, коммандер. Разрешите подать VSR?

— Валяй.

— Я попытался провести диагностику и не смог отследить проблему с моими системами слежения и управления огнем. Я полагаю, что причина кроется где-то в соединениях между моими оригинальными системами и новодобавленными. Я сталкиваюсь со скремблированием данных, что говорит о том, что системы не полностью совместимы. Нам необходимо срочно выяснить, есть ли у кого-нибудь в Рустенберге опыт ремонта психотронных систем. Эта ситуация меня тревожит.

Мой командир обладает весьма творческим словарным запасом. Однако ее тон смягчается, когда она снова обращается непосредственно ко мне.

— Мне тоже от этого не хочется танцевать. Боже, что еще... — она прерывает что бы она ни собиралась сказать. — Хорошо, нам придется разыграть эту партию, с