Трое для одного - Софья Валерьевна Ролдугина

тосты и мягкий рыбный паштет в миске. Под стеклянной крышкой посередине стола прятался надкушенный яблочный тарт – судя по бледно-розовой помаде на поджаристом крае, к нему приложилась Этель.

Вдобавок ко всему кофе в машине закончился. Идти на кухню за новой пачкой Морган не рискнул бы сейчас даже под страхом смерти, а потому здраво рассудил, что самое время забросить подарки Кэндл, Ривсу и Оаклендам – и заодно перехватить что-нибудь по дороге в одной из кофеен.

Перед самым Рождеством город охватывало лёгкое, но всепроникающее безумие. Судя по толпам в магазинах, население разом увеличивалось раз в пять. Даже закостенелые домоседы и мизантропы выползали в торговые центры – или просто слонялись по оживлённым улицам, шарахаясь от прохожих. На центральной площади обязательно появлялось что-нибудь несогласованное с администрацией, но безумно притягательное для горожан – передвижной каток с музыкой и лазерной подсветкой, благотворительная ярмарка, простенькие аттракционы вроде каруселей… В этом году на неровной брусчатке воздвигся широкий круг из прилавков под разноцветными навесами. Сперва Морган только издали облизывался на это великолепие, но затем воткнул машину на переполненную бесплатную стоянку перед «Спенсерс» и окунулся в ярмарочный хаос – расписные деревянные игрушки, вязаные шарфы и шапки сумасшедших оттенков, сюрреалистические картины, жареные пирожки с начинкой на любой вкус, шкатулки, гребни, медные украшения, снова шарфы и варежки… Поддавшись на уговоры волшебно обаятельной старушенции необъятных размеров, он купил себе дурацкую белую шапку из очень мягкой и пушистой шерсти, такие же варежки и ярко-синий шарф – и дальше разгуливал уже в обновках.

В самом центре кольца из прилавков, на расстеленном прямо по брусчатке ковре, выступали двое циркачей – мальчишка-акробат лет семнадцати, крашенный под седину, и высокий рыжий фокусник. Оба они были одеты не по погоде. Мальчишка – босой, в тонких облегающих джинсах и длинном объёмном свитере цвета молока, сползающем с одного плеча из-за широкого выреза. Рыжий фокусник – в узких чёрных брюках с подтяжками и в зелёной водолазке с очень высоким горлом. Стайка школьниц начинала восторженно пищать каждый раз, когда он оборачивался к ним; женщины постарше реагировали спокойнее, но тоже не могли оторвать взгляд от точёной фигуры.

Цилиндр, поставленный в угол ковра, был уже доверху наполнен мелкими банкнотами и монетами.

Морган сперва хмыкнул снисходительно, оценив немудрёные психологические приёмы авантюрной парочки, но затем подошло время очередного номера. Повинуясь плавным движениям рук фокусника, седой мальчишка разбежался на «привязи» ярко-жёлтого шёлкового шарфа… а потом вдруг отпустил его – и взлетел, плавно, по сужающейся спирали. Поднялся на полтора десятка метров, выгнулся – и, сделав такое же плавное сальто, опустился на вытертый ковёр.

Толпа, замершая на несколько секунд, разразилась бешеными аплодисментами и свистом. А Морган приподнялся на цыпочки, разглядывая мальчишку в поисках страховки, лески – чего угодно… и заметил, что, несмотря на мороз, пар изо рта у него не вырывается.

И у рыжего красавца-фокусника – тоже.

С извинениями и неотразимыми улыбками продравшись сквозь толпу, Морган выбился в первый ряд. Медленно опустил пятифунтовую купюру в цилиндр, искоса рассматривая артистов, – и внезапно столкнулся с понимающим и лукавым взглядом рыжего волшебника.

Дохнуло чуждыми, тревожными ароматами – порох, сухая трава, сладкая вата…

– Доброго Рождества! – ляпнул он от неожиданности и попытался затесаться обратно в толпу, но рыжий ухватил его за рукав и со смехом выволок в центр.

– А теперь – наш особый фокус, специально для этого очаровательного молодого человека, – лукаво косясь на Моргана, заявил седой мальчишка. Глаза у него оказались ярко-зелёные. – Поддержите его аплодисментами, пожалуйста!

Морган обвёл глазами зрителей – лица улыбающиеся, румяные, недоверчивые, восторженные, детские и взрослые… Где-то в задних рядах промелькнула та самая необъятная старушка в очках, торгующая шарфами. И, неожиданно для самого себя, он отвесил полупоклон – и под хлопки и смешки отступил назад, отдаваясь во власть фокусников.

У него в рукавах нашли с десяток живых мышей, белых и чёрных, которых тут же раздарили детям на площади; за ухом – целую горсть мелких монет, и их хватило, чтобы купить у высокого угрюмого мужчины глинтвейна для самых замёрзших зрителей. Моргана подкинули в воздух на три метра, поставили на голову, раскрасили его шапку сперва в ярко-голубой, затем в жёлтый, в фиолетовый – и вновь сделали белой… А под конец рыжий фокусник с повадками убийцы сказал, подмигнув:

– Чуть не забыл самое важное, – и подобрал с брусчатки хрупкую веточку, изломанную и заледенелую. Затем погрел её в ладонях, дохнул… И ветка покрылась цветами жасмина – воздушными, сливочно-желтоватыми и несомненно живыми. Нежные зелёные листья пахли весной.

– Спасибо, – только и смог выговорить Морган, принимая цветок.

– Подаришь своей возлюбленной, – подмигнул мальчишка-акробат.

– Может, в ответ какой-нибудь подарок получишь, м-м? – с откровенно порнографическими интонациями протянул рыжий фокусник и провокационно огладил себя по бедру. Толпа грохнула хохотом. А он вдруг добавил тихо-тихо: – Не бегай от себя слишком долго. В нашей компании не так уж плохо, поверь.

– Клермонт, заткнись, – еле слышно прошипел мальчишка и заехал фокуснику локтем по рёбрам – для зрителей получилось, что вроде как наказал за пошлое замечание. – А вообще-то он прав. Бегать от себя глупо. Удачи тебе.

Морган сам не понял, как оказался за кольцом прилавков – ошарашенный, потерянный и неприлично счастливый.

«Столкнуться с чудом, значит, – вертелось в голове. – Кажется, я понимаю, что Уилки имел в виду. Значит, Шасс-Маре тоже?..»

И, хотя глаза у той парочки на площади не сияли бледным золотом, он почему-то не сомневался, что ни один полисмен не осмелится арестовать этих двоих за несанкционированные фокусы в общественном месте.

И что завтра ни рыжего нахала, ни его напарника-мальчишку не отыщут во всём графстве, даже если перевернут каждый камень.

Когда Морган добрался наконец до машины, то даже не сразу вспомнил, куда собирался ехать до того, как случайно завернул на ярмарку. Пролистал карты, заглянул в записную книжку и, только наткнувшись на визитку Оакленда, вспомнил.

Ближе других от центра жил Ривс – и его же легче всего было застать дома. Он занимал верхний этаж в старинном доме напротив книжного. Окна выходили и во внутренний двор, и на оживлённую улицу, но плотные деревянные жалюзи никогда не открывались. Зато дверь после звонка распахнулась сразу.

– П-привет, – нервно переступил Ривс с ноги на ногу и машинально растрепал копну мелких кудряшек, стянутую на затылке. – Я тебя ждал. К-кэндл утром заскочила, потом Оакленд, потом ребята из к-компьютерного клуба.

– Утомился? – понимающе улыбнулся Морган. Из глубины квартиры волнами накатывала тяжёлая музыка. Щель вокруг двери в гостиную светилась попеременно синим, зелёным,