Скорость. Назад в СССР 3 - Адам Хлебов

Единственный вопрос, который поставил меня в затруднительное положение, был про оплату услуг за наши работы.

Я не знал, что рассказал милиции Глеб. Но даже если он сболтнул лишнего, то это всегда можно было бы списать на последствия аварии и сотрясения мозга.

Что же касается Гарика, то я надеялся, что у него хватит мозгов молчать про оплату. Ведь он не мог не понимать, что подведет под монастырь, если заикнется о денежных отношениях.

— Мне ничего про оплату за услуги неизвестно. Мы помогали с машиной по дружбе.

— Прекрасно, а как вы познакомились с Щербаковым?

Понимаю, куда ты клонишь, товарищ милиционер. Расставляешь сети, в которую потом будешь ловить явные несостыковки, ложь и неприятные детали.

— На тренировке на Дмитровском полигоне выезжаем туда время от времени. Это было примерно месяц-полтора назад. Там он дал мне и Глебу проехаться на его машине. Мы как бы посоревновались немного. Это обычное дело, можете поверить, там было много народа.

Рассказал, как мы ездили по одному кругу, и как Глеб в итоге оказался первым.

Рыбин задавал одни и тезе вопрос раза по три или четыре и каждый раз под новым неожиданным углом.

— Скажите, а сколько может стоить услуга по форсированию двигателя на обычной государственной станции техобслуживания? Сильно дороже, чем в гаражном кооперативе у соседа?

— Так, на СТО никто не будет заниматься форсированием двигателя, в гараже тоже. Там специальные знания нужны.

— Напомните, сколько вашему гаражу платят за ваш опыт в форсировании гоночного двигателя, я не записал.

— Простите, товарищ старший сержант, а я и не говорил, сколько нам платили.

— Скрываете нетрудовые доходы⁈ — он стукнул кулаком по столу так, что папки с документами подпрыгнули.

— Мне нечего скрывать, у меня нет нетрудовых доходов. Нам платят только зарплату. Никто не оплачивал деньгами нашу помощь

— Хорошо, тогда, чем оплачивали? Водкой, борзыми щенками, дефицитом?

— Я же говорю ничем, нам только выплачивают зарплату на автопредприятии и все.

Но милиционер не унимался. Такое ощущение, что он чувствовал себя Жегловым из «Эры милосердия» Вайнеров.

— Были ли у вас конфликты с Щербаковым на почве денег? У Щербакова есть денежный или какой-нибудь иной долг перед вами, гражданин Каменев?

— Нет, долгов ни у него передо мной, ни у меня перед ним нет.

— Как вы объясните, что ваш коллега Глеб, двигаясь на транспортном средстве вместе с Щербаковым, совершили ДТП, на якобы исправном автомобиле?

Он сделал паузу, зажег сигарету и, туша спичку движением из стороны в сторону, выпустил облако табачного дыма в мою сторону, почти в лицо.

Тем самым он показывал, что он не уважает меня, не верит мне. И все мои рассказы про машины и гонки его не впечатляют.

Наш допрос — это театр двух актеров, где каждый играет свою роль.

Милиционер играет жёсткого циника, который уверен, что порвет меня как тузик грелку, сломит психологически.

Я же играю роль открытого парня, которому нечего скрывать. Я не знаю, как много он про меня собрал информации. Но это не важно.

Сейчас он желает меня выбить из колеи, выпустив дым в мою сторону. Заставить нервничать. Он знает, что мои ровесники вспыльчивы и легко возбудимы.

Своим действием он пытается унизить и сыграть на этом.

Не получится, товарищ старший сержант. Я давно знаю, что человек не может быть унижен до тех пор, пока сам так не посчитает.

Спокойно смотрю ему в глаза. Некультурно ты себя ведешь, мил человек. По-свински. Нашел жертву? Да хрен там.

Решаю, что Рыбаков больше не заслуживает дружеского расположения. Ди и чего я жду от него, что он восхитится молодым дарованием, выигравшим свою первую и пока единственную гонку у мастеров спорта?

Ему плевать на это.

Допрос продолжается, старший сержант Рыбаков старается меня расколоть и так и этак.

Отвечаю, не торопясь, взвешенно обдумывая каждое слово.

Генеральная линия его атаки заключается в том, чтобы вынудить меня признаться в том, что «мы» взяли деньги, а сами произвели некачественный ремонт автомобиля.

В результате чего автомобиль попал в ДТП. Рыбаков клонит к тому, что у меня есть веские причины, и я преднамеренно создал ситуацию, приведшую к аварии.

Странно, что он вообще ничего не говорит о роли Славы. Как будто его и не было. Про Трубецкого тоже ни слова. Как будто стоит задача расколоть именно меня.

Я сам ни разу не сослался на моего коллегу. Зачем ввергать его в эти адские пучины?

По большому счету, я действительно, самостоятельно принял решение готовить машину Гарика, отпустил Глеба за рулем и сам теперь расхлебываю последствия.

Чем дольше длится допрос, тем жестче давит Рыбаков.

— Ты у меня, Каменев, все расскажешь! — он эмоционально трясет пальцем и продолжает грозным голосом: или пойдешь зону топтать. Поверь, там любят таких молоденьких, как ты.

Брови его нахмурены, глаза сверкают гневом. Он отлично играет. Видно, что он набил руку и успешно проигрывал этот спектакль не один раз.

Я чувствую, что его бесит моя спокойная манера отвечать на вопросы, предварительно подумав. Жду, когда он начнет спрашивать про комбинатора.

Но Рыбаков замолкает. Откидывается на спинку своего стула. Делает вид, что раздумывает над какой-то дилеммой.

Он виртуозно вертит ручку в пальцах, словно мексиканец, жонглирующий складным ножом в заграничном фильме.

Я просто за ним наблюдаю.

— Так, мне этот цирк надоел. Я вас задерживаю, гражданин Каменев.

В душе появляется чувство несправедливости. Так и хочется выкрикнуть: «За что? На каком основании?». Но я предусмотрительно молчу и изучаю его реакцию, а он мою.

Потом начинает записывать в протокол мои показания.

Я с самого начала чувствовал, что этим все должно было закончиться. Сложно объяснить, как работает интуиция.

На столе Рыбакова звонит телефон. Он отвечает, бросает на меня короткий взгляд. Кладет трубку, убирает бумаги в папку, а саму папку под ключ в ящик своего письменного стола.

— Чё там? — спрашивает один из коллег Рыбакова

— Вызывают на «эстакаду», — старший сержант встает из-за стола и направляется к двери.

Скорее всего, это милицейский профессиональный сленг. На автомобильной эстакаде диагностируют и ремонтируют все, что связано с днищем машины.

А еще она считается самым сложным элементом сдачи экзаменов в ГАИ.

Все, кто получал права, знают, как сложно новичку остановиться на наклонной плоскости, поставить машину на ручник, а потом тронуться так, чтобы не заглохнуть и не откатиться назад.

Рыбаков ушел,