Уходя, закройте двери - Екатерина Соболь

На нижней ветке висела стеклянная снежинка, мама говорила: только не разбей. Снежинку ей купили в детстве, поэтому надо играть осторожно. Я решила, снежинка даст Барби волшебную силу управлять снегом – он красиво шел за окном.

Если бы мама была дома, я бы просилась на детскую площадку, но к папе не буду подходить. Я выглянула из комнаты. Ужасно хотелось, чтобы Барби попробовала свою волшебную силу под настоящим снегом. Еще хотелось пошалить, потому что я немного обиделась.

Чтобы гулять во дворе одной, надо спрашивать разрешения у взрослых. Но сейчас я назло папе натянула куртку, взяла Барби и тихо вышла. Мы живем на первом этаже, идти близко. Только на улице поняла: я же в тапочках и без шапки. Надо вернуться. Нет, не надо, потому что я не-на-дол-го. Слова так интересно устроены!

У соседнего подъезда стояла машина скорой помощи. У нее на крыше были синие огни. Свет от них красиво падал на снег, делал его искрящимся и голубым. Я посмотрела на этот волшебный снег и показала его Барби. Сказала, это она своей магией сделала снег волшебным. Она поверила. Я посадила ее в карман куртки, чтобы она не замерзла.

На скамейке у подъезда сидел грязный смуглый человек. Он тоже смотрел на огни скорой помощи.

– Девочка, ты почему в тапках? – спросил он.

Я подошла к нему. Вид у него был очень грустный – как будто он не отсюда, а откуда-то издалека.

– А вы почему тут?

– Отдыхаю, малышка. Иди домой, тебе уже пора.

Ноги правда замерзли, но тут из соседнего подъезда вынесли старушку на носилках, и стало интересно. Рядом с носилками шла девушка на высоких каблуках. Она плакала, прижимая к уху телефон.

– Я пришла, она лежит, – говорила она кому-то. – Ну хоть сейчас поддержи меня!

Потом она вдруг заметила меня и подошла.

– Девочка, у тебя все хорошо?

Шел снег, а я в тапках и расстегнутой куртке. Это, конечно, неправильно. Я посмотрела на носилки со старушкой. На девушку, которая по-прежнему прижимала телефон к уху.

– Ей станет лучше? – спросила я, и она улыбнулась грустной, доброй улыбкой.

– Надеюсь!

Девушка отняла телефон от уха и сбросила вызов. Побежала к носилкам, ловко переставляя каблуки в пушистом снегу.

Я пошла на детскую площадку – это недалеко, за деревьями. Там, как обычно, был противный мальчик, который всегда гуляет один и ко всем пристает с болтовней. Он разгонял карусель и вскакивал на нее. Я попятилась за гараж, чтобы с ним не разговаривать. Парочка старшеклассников целовалась на скамейке, а мрачный мужчина пил что-то дымящееся из термоса и осуждал их.

И тут я увидела в нашем дворе новых людей. Женщина в сером пальто и в очках, а с ней мальчик в красной шапке. Он играл в снежки сам с собой. Лепил их и запускал в ствол дерева. Его красивая мама в очках сидела на скамейке с толстой книгой, но смотрела как будто сквозь нее.

А потом мальчик повернулся зачерпнуть снега, и я его узнала. Это же тот самый, которого я летом видела на вокзале! Как он оказался в нашем дворе? Мне так захотелось поиграть с ним! Но я замерзла – а еще вдруг поняла, что плачу: от холода, грусти и обиды на папу. Нужно вернуться, пока папа не увидел, а то он рассердится. Я вытерла слезы. Вдруг кто-то расскажет маме, что я плакала во дворе? Она поймет, что я убежала, и будет кричать на папу, а они и так все время ссорятся. Нет, нельзя. Я буду их защищать, чтобы они не ссорились.

Мальчик в красной шапке вынул из кармана жвачку, развернул и засунул в рот.

– У тебя еще есть? – спросил противный мальчик и перестал раскручивать карусель.

Тот, хороший, вытащил из кармана второй кубик жвачки и дал ему. А мог бы просто сказать, что у него больше нет! Я еще на вокзале поняла, что он добрый. Вдруг он больше не придет сюда? Надо одеться как следует и снова выйти сюда.

Я уже подошла к подъезду, когда увидела папу. Он как раз выходил. Заметил меня, схватил за руку над локтем, встряхнул так, что у меня зубы стукнули друг о друга, и молча потащил обратно домой. Темный подъезд, потом сияющий прямоугольник двери нашей квартиры. Я так испугалась, что не плакала. Папа больно сжимал мою руку, и у меня все внутри замерзло. Он дотащил меня до нашей с Евой комнаты и втолкнул внутрь с такой силой, что я всем телом влетела в новогоднюю елку. С колючей пластиковой лапы сползла снежинка и разбилась, я от столкновения потеряла равновесие. Упала. Рука угодила в осколки, большие и острые. Я тихо вскрикнула, лежа на полу, потом подняла глаза, увидела папино лицо и замолчала. Он стоял в дверях, огромный, как великан.

– Просил же: не доводи меня.

Мне показалось, что сейчас он схватит меня и будет бить головой о стену, пока моя голова не разобьется, как арбуз. Но он вышел и захлопнул дверь. Я услышала, как он сделал телевизор громче.

Посмотрела на свою руку. Осколки снежинки торчали из кожи, из-под них текла кровь. Один был особенно большой, и кровь текла из-под него очень быстро. У меня не хватит духу вытащить стекляшки. И позвать папу – тоже. Я так его разозлила, нельзя. Кровь доползла до локтя и начала капать на пол. Я испугалась, что испорчу одежду и тогда мама тоже рассердится. Было очень больно, а еще – страшно, потому что я шалила и теперь меня накажут.

Я просто сидела и смотрела на руку. Мне было грустно, потому что скоро Новый год. И потому что снежинка разбилась из-за меня. И потому что как раз сегодня во дворе тот мальчик, а я здесь. Папа сейчас заглянет. Он, конечно, про меня скоро вспомнит. Сделаю вид, что мне не очень больно, чтобы его не пугать.

Столько всего интересного сегодня во дворе. Хочется выйти туда и поиграть. Я легла под елкой, уложив руку так, чтобы стекла не касались пола. Кровь текла сильно, но больше меня пугало, как среди красного блестят осколки.

Я подумала, что завтра моя любимая передача, «Умный дом» и надо пораньше встать. А вдруг меня накажут за снежинку и не разрешат? Проберусь в гостиную тайком и буду смотреть совсем тихо. Глаза слипались. Я думала про мальчика во дворе,