Полковника Призывали? - Halfak

«И вот когда нам наконец-то представилась возможность решить эту проблему, мы снова в нее упираемся. Какая ирония, чтобы решить проблему с нехваткой кораблей нам нужно больше кораблей, а мы не можем перевести больше войск, потому что у нас нет кораблей. Все блин, круг замкнулся».

Внутри себя причитал Кан, терпеливо выжидая, когда первый шок публики пройдет и он сможет более толково растолковать свою позицию.

Тем временем Люций стоял в тени, прислонившись к стене. Его пальцы нервно перебирали край кителя, а взгляд блуждал по карте, будто ища ответы на вопросы, которые он боялся задать вслух.

«Почему именно я»? Провал первой атаки был настолько оглушительным. Теперь его имя на пару ближайших лет будет ассоциироваться только с этим эпизодом его биографии.

Карьера — которую даже несмотря на родственные связи было сложно выстраивать теперь застыла как вода в болоте, бесполезная и мёртвая. К тому же кроме репетиционных потерь были еще и другие, и они гораздо хуже.

Там на западном фланге погибли верные лично ему люди, круг доверенных лиц за долю секунды сузился почти на треть, если не вдвое, и перспектива ходить и оглядываться на своей же базе не казалось ему уже такой невероятной.

Леви, заметив его блуждающий взгляд, хмыкнул: — Люций, есть идеи? Или будешь и дальше киснуть?

Все обернулись. В воздухе повисло напряжение. Люций выпрямился, пытаясь сохранить достоинство: — Ваш план рискован. Уловку в плавильной печи видели, готов спорить у них в рукаве еще найдется карта, которая нас неприятно удивит. — А ты предлагаешь отступить? — Кан не стал скрывать презрения.

Люций сглотнул, чувствуя, как гнев и стыд смешиваются в его груди. Он хотел крикнуть, что это не его вина, что кто-то предал... Но, слова застряли в горле. Вместо этого он молча отступил назад, в тень.

Кан нажал кнопку, и карта ожила. Новые маркеры — красные, как кровь, — обозначили точки удара.

— Ночная атака будет нашим козырем. Будем скрывать свои намерения до последнего момента. МЭКи идут первыми, дробят оборону. "Дуги" прикрывает их, пехота защищает здания, артиллерия и авиация на подхвате.

Леви скрестил руки: — По моему дважды пытаться пролезть в одни ворота – плохая идея.

— Не переживай, у нас будет свой козырь…

На этих словах нервы Люция накалились до предела, и он поспешно вышел из штаба. Вдохнув холодный пыльный воздух, он огляделся по сторонам. Пусть я облажался, но с этой сошкой я разберусь.

Пару часов спустя…

Джонас летел в шатле, снова, и мысли у него были самые мрачные. Он сидел в кабине МЭКа, оглядывая окружающую действительность сквозь объективы многочисленных внешних камер.

В этот раз их было больше, и шатл изнутри больше напоминал рыбную консерву, где все было уложено тютелька в тютельку: к МЭКам и "Дугам" добавились отряды роботизированной и тяжёлой пехоты, а также их транспортные средства, набитые снаряжением и боеприпасами.

Эта толпа до зубов вооруженных и злых военных могла сотворить многое. Но Джонас не чувствовал уверенности.

— Джонас, крикнул ему командир, — его голос был звонким и хлёстким, эхом разнёсся в его голове. — Идёшь первым. Принято?

— Принято, — ответил парень, но в его голосе не было ни капли энтузиазма. Их командир, друг Люция, явно не случайно выбрал его для этой роли. Это была не просто задача — это была ловушка, и Джонас это понимал. Он чувствовал, как его МЭК становится первой мишенью, щитом для остальных, и это не добавляло ему оптимизма.

— Одна минута до высадки, всем приготовиться! — раздался голос пилота, и Джонас схватился за манипуляторы. Его пальцы сжали рукояти так, что кости побелели. Он знал, что сейчас начнётся самое сложное. - Последний бой, он трудный самый, — пробормотал он себе под нос, но в его голосе не было ни капли энтузиазма. Это была не песня, это была констатация факта.

— БАМ! — корабль заметно затрясло. Джонас едва удержался на месте, его МЭК дёрнулся, словно живой. В кабине замигали красные лампочки, а голос пилота стал резким и напряжённым: — Нас атакуют! Посадка будет жёсткой, приготовьтесь!

Джонас стиснул зубы. Его глаза метнулись к экранам, но там было только мельтешение — дым, огонь, обломки. Корабль трясло так, что казалось, он вот-вот развалится на части. Он чувствовал, как его МЭК скрипит под напряжением, как броня содрогается от ударов. И тогда всё остановилось.

Резкий удар, и корабль приземлился — не там, где планировалось, а в километре от изначальной точки. Корпус шатла пропахал пару сотен метров земли, оставив за собой глубокую борозду, словно рану на теле планеты.

— Всем живы? — раздался голос командира, но Джонас уже не слушал. Его глаза были прикованы к экранам. Внешние камеры показывали дым, огонь и хаос. Они приземлились в эпицентре ада. И он, как всегда, был первым.

— Джонас, вперёд! — крикнул командир, и его голос звучал как приговор.

— Принято, — ответил Джонас, но в его голосе не было ни капли энтузиазма. Он знал, что сейчас начнётся самое сложное. Его МЭК заурчал, двигатели заработали на полную мощность, и он двинулся вперёд, оставляя за собой глубокие следы на земле. Вокруг него поднялись остальные — МЭКи, "Дуги", пехота. Они шли за ним, как тени, но Джонас знал, что он — щит. И щиты ломаются первыми.

— Враг впереди, — раздался голос командира, и Джонас увидел их. Шахтёры. Их МЭКи, более грубые и примитивные, но не менее опасные, уже двигались навстречу. За ними шла пехота, вооружённая до зубов. Джонас почувствовал, как его сердце заколотилось в груди. Он знал, что сейчас начнётся самое сложное.

— Вперёд! — крикнул он себе, и его МЭК рванул вперёд, словно зверь, готовый к прыжку. Огонь, дым, взрывы — всё смешалось в единый хаос. Джонас знал, что это его последний шанс. И он был готов сделать всё, чтобы его не упустить.

Группа вклинилась в оборону юго-восточного фланга. Заводские стены, которого были покрыты ржавчиной и копотью, от прошлого противостояния стали ареной жестокой схватки вновь.

Внутри комплекса царил полумрак из-за обилия огромных складских и промышленных зданий, и его лишь изредка изгоняли вспышками выстрелов и искрами от ударов металла о металл.

Воздух был густым от дыма и гари, а каждый шаг МЭКов сопровождался грохотом крошащейся бетонной крошки, который эхом разносился по огромным