Время отдавать - Владимир Львович Кусакин

Счётчик показал только небольшое увеличение фона, в пределах нормы.

— Ты закончил с калибровкой?

Вместо ответа Тони нажал включатель. Конус розового света вырвался из передней линзы осветив стену лаборатории.

— Вот! — он довольно потирал руки. — Получилось.

— Не совсем. — я поискал глазами по столу. Взял бронзовое распятие, непременный атрибут Ватиканских лабораторий, и поставил в луч нашего лазерного прожектора.

Закрыл глаза, снова открыл. В полуметре от пола на кресте высотой метра полтора висел Христос. Рядом со мной что-то пошевелилось. Тони. Ишь пробрало. Я потёр лицо рукой.

— Можно дышать, студент!

Тони смотрел на изображение Христа и силился что-то сказать.

— Говорить тоже можно.

Он внял моему совету, перевёл дух.

— Он говорит!

Я присмотрелся. Губы Божьего Сына двигались.

— Свет некогерентный. Создаёт иллюзию за счёт дифракции. И вот это золотое гало вокруг тела результат расфокусировки. — произнёс я псевдонаучную речь, но он ухватил суть.

— Проектор? — он потянулся вперёд.

— Сядь, и не трогай луч, мы мало знаем о нём, может он вредный? Лучше выключи. Хотя… — я отодвинул распятие и поставил вместо него цилиндр который вынул из «ядра».

Изображение многократно увеличенной детали повисло перед нами.

Теперь стало видно что он состоит из мелких, похожих на пчелиные соты шестиугольников.

— Ты сможешь увеличить картинку? — спросил я.

— Надо попробовать. — голос Тони дрожал от волнения. — Если мы поменяем частоту излучения… Нужен затвор!

— Есть идея где взять?

— С другого лазера, или я поищу, может у нас есть запасной?

Оглядываясь на висящий в центре комнаты цилиндр он достал ключи, открыл шкаф заваленный бумагами и небольшими деревянными ящичками, покопался внутри…

— Есть!

Трапецевидный кристалл, такую штуку я видел впервые, зажатый сверху и снизу металлической скобой, имел разъём для подключения.

— Это что у него? — я показал на тёмные полоски керамики приклеенной сверху и снизу.

— Пьезоэлементы. Мы ведь хотели менять частоту? Подавая на них ток мы будем менять скорость луча. Про эффект стоячей волны слышал? Это старьё конечно, но работает хорошо. С его помощью можно снимать невидимые глазу процессы… Ну, быстрые очень.

— Общение с тобой навевает меня на мысль что я зря живу на свете. Эй, что ты делаешь?

Он выключил свет и всё пропало.

— Сейчас включу. — он быстро приладил кристалл между голубым бриллиантом и передним отражателем, подключил это к генератору звука, вставив разъём в гнездо с прямоугольниками оттиснутыми на кожухе.

— Включаю! — закричал он как будто я был на другом конце города.

Кувшин заработал снова, но величина цилиндра не изменилась.

— Сейчас! — он предупредил мой вопрос и начал медленно крутить верньер сдвигая частоту генерации. Изображение начало искривляться.

— Попробуй промодулировать сигнал! — заорал я также как он минуту назад.

— Для человека который зря прожигает свою жизнь ты слишком быстро соображаешь! — он успокоился как настоящий учёный перед лицом открытия. Теперь он манипулировал сразу двумя регуляторами.

— Стоп! — сказал я, и изображение застыло. — Ты видишь, Тони?

Он опять метнулся в освещённую аппаратом зону и я еле успел схватить его за халат.

— Сядь! — придерживая его одной рукой, второй налил ему и себе по целой мензурке.

— Пей лекарство!

Увеличенная в тысячу раз сторона цилиндра состоящая из микроскопических ячеек похожих на пчелиные соты в которых был отпечатан один символ, повторяющийся по всей поверхности, сейчас висела перед нашими глазами.

— Нет, два символа. — поправил себя.

Через каждые шесть ячеек символ менялся.

Странные звуки справа от меня не давали сосредоточится. Я с неудовольствием повернул голову, Тони задыхался. Схватив бутылку со стола я быстро вылил ему в рот остатки водки. Он ещё больше посинел и закашлялся мотая растрёпанной головой.

— Что случилось? — спросил его.

— Это же бомба! — просипел он.

— Ну да, ты сам мне говорил что это ядро.

— Господи, ну до чего ты тупой! Это же не простая бомба!

— Простая, не простая, мы же не собираемся её взрывать. А, Тони? Или как?

У меня перед глазами были развалины городов разорванных на части страшной бомбардировкой, может они оперировали такими вот шариками? Почему тогда нет излучения? Выдохлась она что-ли? Вряд-ли. Скорее всего новый тип, науке пока неизвестный. Что-нибудь из области кварков или антиматерии. Вот такой вот делатель пустынь. Гадкая штука.

Я захлопнул «ядро», пусть отдыхает. Карандашом повалил цилиндр и подкатил к себе, после чего положил в карман, а то кто-нибудь ещё догадливый найдётся. Тогда хана.

Тони посмотрел с удивлением, но ничего не сказал. Видимо это его успокоило. С глаз убрали и всё в порядке. Ну народ эти учёные! Вот и сейчас он плёл какую-то ересь насчёт обогащённого урана и оружейного плутониума.

Ничего не бывает просто так и случайности в нашем мире запрограммированы, то есть они являются псевдослучайностями. Понятно что при переборе достаточно большого массива чисел когда-нибудь выпадает самое невероятное. Но не со мной. Что-то уж очень часто всякая ерунда случается.

— Знаешь что, друг любезный! — я оборвал Тони на самом, с его точки зрения, интересном месте. — Это всё хорошо, но пора и честь знать. Давай я спрячу кувшинчик и это ядро в сумку…

— А как же открытие? — спросил Тони, глядя на мой саквояж.

— Забудь и никогда не вспоминай. Может когда-нибудь потом, когда я приду и скажу секретную фразу: «Больше холодной водки лучшего качества.» Ну как забыл?

— О чём?

— Вот я и говорю, никто не забыт и ничто не забыто…

Кто-то подсовывает мне ответы. Как там гражданин Ленин говорил? Мы пойдём другим путём? Придётся идти. Тони выглядит устало. Ничего, это всё реакция на сегодняшний день. Слишком много эмоций.

— Сейчас мы выпьем кофе и пойдём по домам. Только сначала ты мне подскажешь одну вещь.

— Какую?

— Посмотри на меня Тони. Ночь юна и в небе серебрится месяц. В такое время очень хорошо думать. О любви, или добре и зле. Вспоминай всё что знаешь о человеке по имени Ратцингер. Было что-то связанное с ним нехорошее. Помоги мне…

Я дотронулся до его лба и пошёл за кофе. Поставил кружку перед ним.

— Пей, Тони. Ты уже вспомнил?

Он кивнул глядя стеклянными глазами.

— Фатима… — внятно сказал он, пробуя горячий напиток.

Попадание с первого раза. Я вспомнил почему фамилия нынешнего Папы вызывает у меня столь противоречивые чувства. Ну конечно Фатима, вернее её третий секрет. Или если быть последовательным, то четвёртый. Почему