54 по шкале магометра - Мария Папкова

Агата тщательно скрывала от матери, а поначалу и от себя самой, что почти всякий раз, лепеча о любви, она не лгала. Год за годом она колола, обводила, призывала – и влюблялась. Не во всех, но во многих. Примерно в каждого третьего. И казалось Агате: какая ерунда этот клад! Ну возьму я его, что ж с того? Если князь сердца моего любит меня, я верну ему всё обратно, а в придачу отдам всю себя. Да только ни один князь не желал видеть Агату после того, как к нему на двор наведывались копатели.

…Она шла мимо побитых молью чучел и тумб, на которых раньше стояли золотые вазы, мимо голых стен и опутанных паутиной белокаменных статуй, мимо увядшего сада, где ещё встречались на полу мёртвые сухие бабочки, и молчаливого фонтанного дворика – в глубину, в сердцевину дома.

Миновав ряд опустевших шкафов, Агата достала предпоследнее блюдце. С трудом опустилась на пол – колено последнее время странно поскрипывало. Уколов палец, Агата привычным движением нарисовала розовую каёмочку и приказала сердцу не трепыхаться: сегодня третья, решающая встреча. Когда из блюдца выглянул старик с бакенбардами, Агата без обиняков спросила:

– Любишь ты ли ты меня, князь сердца моего, как я люблю тебя?

– Да когда ж ты от меня отстанешь, дура старая? – рявкнул он в ответ. – С какого рожна мне тебя любить?!

Агата кивнула, подняла блюдце и швырнула в стену. Посидела немножко, покачалась из стороны в сторону, повыла – да и пошла прибираться. Сгребла осколки в совок, понесла в кладовку.

Внутри пахло пылью и жимолостью. Агата высыпала осколки на груду других и, вздохнув украдкой, подумала: «Ну ничего, завтра попробую снова».

Мария_Черская

Любовь_и_Хэви-метал

Я родился, чтобы стать рок-звездой. Явился на свет с металлом в зубах, причем буквально. В моей крови бурлило столько свинца, что заряжались батарейки. Наверно, это нормально, если живешь в промышленном городе. Издержки прогресса, так сказать.

Благодаря материнским усилиям, я вырос самым обычным подростком, не считая сверхслабого здоровья, проблем в учебе, гиперактивности, вспышек агрессии и легких суицидальных припадков.

– Сразу видно, «любимчик» судьбы, – шептались за спиной старушки у подъезда. Оставалось только молча кивать. Редко на ком она ставила настолько жирный крест. К четырнадцати годам я мог похвастаться полным отсутствием планов на будущее, круглым нулем друзей и рекордными 999999 очками в тетрисе.

А потом мама, словно ушлый данаец с конем, подарила мне гитару. Никогда не забуду, как первый раз взял инструмент в руки. Дешевенькая Флайт – фанерный корпус, кривенькая дека… Но стоило лишь дёрнуть за струну, как звуковая волна прошила тело, ударилась об атомы свинца, которые, закипев, выдали такой дисторшн, что ни у кого из соседей не осталось сомнений – родился новый Дэйв Мастейн.

Тетрис был забыт. Я открыл для себя мир рок-н-ролла.

Пока все бегали за девчонками, я стирал пальцы о гитарные струны, разучивая соло партии Мура, Блэкмора и Дио. А когда мне стукнуло восемнадцать – пришло время большой сцены. Увидев по телевизору объявление о поиске сверхновой звезды, я, долго не раздумывая, помчался в столицу. Флайт покачивалась на ремешке за спиной, а в сумке “Абидас” болтался стыренный у класснухи парик, мамина косметичка, платформы сестры и тысяча рублей, которую я заработал, играя "Группу крови" возле местного военкомата, прилепив ко лбу справку о негодности.

В столице меня ждала пятьсот семьдесят шестая подлость от жизни. Оказывается, я был не единственным гитаристом-самоучкой, умеющим играть все хиты Нирваны. Черт, я не входил даже в первую сотню! И некоторые парни пришли явно подготовленнее меня – в цветастых лосинах и с перманентной завивкой. А кое-кто нацепил лиловый плащ, один в один как у старичка Оззи. И под плащом даже вырисовывались мускулы!

Когда подошла очередь на прослушивание, я успел растерять половину сценического шарма. Парик сбился, я вспотел, тушь и губная помада размазались по щекам, а платформы пришлось выбросить из-за болезненного вывиха правой ноги. Зато я чувствовал себя по меньшей мере Джином Симмонсом, который впервые выступает в Квинсе. Увы, моих восторгов никто не разделял – отбором звезд занималось трое скучающих человек, выглядевших подозрительно попсово.

Задрав нос и высоко подняв голову, чтобы парик окончательно не свалился с башки, я выдал первые ноты гитарного риффа Айрон Мейден. Но меня тут же оборвал пухлый бородатый мужик:

– Арией уже никого не удивишь… Давайте лучше что-нибудь своё!

Он попал Ахиллесу, то есть мне, прямо в пятку. Ведь я играл только по чужим нотам.

Под холодными, оценивающими взглядами, пальцы неуверенно пробежались по ля минорной пентатонике. Да, в моих жилах тек расплавленный свинец, но сейчас он собрался в районе мочевого пузыря, поэтому сымпровизировать я смог только весьма хиленькую вариацию “Creep” от Радиохед с неуверенным вибрато на подтяжках.

– Может попробуете хип-хоп? – вздохнула девушка в розовой кофточке. – Или рэп зачитать? Сейчас очень модно!

Слово "рэп" ударило как триггер. Рассудок помутился, я зарычал гроулом словно Леос Хеллскрим и попёр на жюри. А потом внезапно очнулся, лежа на мостовой с опухшим носом и выбитым зубом. Перед глазами маячили ярко-желтые кеды с вышитыми одуванчиками. Я проследил взглядом по длинным ногам, ультракоротким шортам, и футболке с Наруто. Из-под длиннющей челки выглянула подмигивающая мордашка.

– Будешь играть в моей группе! – скорее утверждая, чем спрашивая, незнакомая девчонка протянула носовой платок и доброжелательно улыбнулась оскалом маньячки. – А я тебе Бигмак куплю.

Голод поборол страх. Так мы познакомились с ДиДи.

+++

Кроме меня группа включала готическую принцессу клавишных Лидию и радужную драм-машину с ласковым прозвищем Василий.

Первая репетиция началась хорошо. Дандильон (или сокращенно ДиДи) поделилась стихами, записанными в голубеньком блокноте. Я пробежался по строчкам.

– Баллада?

Дандильон кивнула.

– О лунных детях.

– О ком?

– О детях Луны, зажигающих на небе звезды. Ну, точнее о ленивых детях Луны, которые должны были зажигать звезды. За непослушание их отправили на Землю, и каждую ночь они тоскуют по дому и умоляют мать о прощении. А там, где падают их слезы, вырастают одуванчики. Видите, вот эта строчка: «прости, прости», а потом вот эта: «домой пусти».

– Ага, – кивнула Лидия. – Хотя мне больше нравится: «летят одуванчики» и «летят одуванчики». Великолепная рифма, как она пришла тебе в голову?

Дандильон захлопнула блокнот.

– Если замечаний