Наследник 4 - Дмитрий Шимохин

И тут же, как волна, хохот подхватили сотни моих воинов, стоявших вокруг. Поляна взорвалась. Стрельцы, дворяне — все ревели от смеха, показывая на самозванца пальцами, хлопая себя по коленям. Этот смех был страшнее любого оружия. Он сдирал с самозванца его фальшивое величие, превращая «царевича» в жалкого, нелепого шута.

«Петр» и его свита стояли посреди этого ревущего котла смеха, совершенно потерянные, бледные, раздавленные. Их наглость, их гордость, их вера в своего предводителя — все было уничтожено этим хохотом. С этого момента они были уже не вражескими послами. Они были просто посмешищем.

Я медленно поднял руку. Хохот, сначала неохотно, а потом все быстрее, начал стихать, сменяясь ухмылками и тихими смешками. Я демонстративно утер слезу, выступившую от смеха, и посмотрел на самозванца с деланным сочувствием.

— Ах, вот оно что! — произнес я так, чтобы слышали все. — Так ты и впрямь дурак! Я-то думал, ты хитрец, а ты просто поверил!

Я повернулся к своим воинам, объясняя им причину своего веселья, как простую шутку.

— Царь Дмитрий, мир его праху, был великий хитрец! Он не хотел за таким скоморохом, как ты, государево войско посылать — дел и без тебя хватало. Он просто позвал тебя к себе, как пса на приманку, чтобы здесь без шума и пыли, вздернуть на виселице! А ты, дурак, и пришел сам! Прямо ко мне в руки!

Новая волна хохота прокатилась по поляне. Теперь все было понятно. Их «царевич» был не просто самозванцем, он был дураком, попавшим в ловушку, которую сам же и не заметил.

И в этот момент я резко посерьезнел. Улыбка исчезла с моего лица, взгляд стал ледяным. Я посмотрел поверх головы самозванца, обращаясь напрямую к его ошеломленной свите.

— Как я и обещал, вас не тронут. Слово мое твердо, — сказал я ровным, холодным голосом. — Вы пришли под моей защитой, и вы уйдете. Но сроку даю до утра завтрашнего дня.

Я сделал паузу.

— Выдать мне этого баламошку и вора, что оскорбляет меня и память покойных государей.

Я обвел их тяжелым взглядом.

— Коли нет — я сам приду и возьму. Но тогда прольется кровь христианская, чего я не хочу. И вина за нее будет на вас.

Я не стал ждать ответа. Я просто махнул рукой.

— Уведите их.

Самозванца и его людей, полностью уничтоженных морально, развернули и повели прочь. Им пришлось идти сквозь строй моих воинов. Но теперь на них смотрели с откровенной насмешкой. Кто-то из скоморохов заиграл на дудке жалобную, похоронную мелодию. Это было последним гвоздем в крышку их гроба.

Психологическая дуэль была выиграна вчистую, и свидетелем этому была вся армия и горожане, а о произошедшем я уверен и вся страна скоро узнает.

Когда последний из казачьей делегации скрылся из виду, звенящая тишина на поляне вновь взорвалась.

— Видал, как он побагровел, когда князь его племянничком назвал⁈ — А «дядя Дмитрий»! Вот ведь дурень, даже родню свою выдуманную не знает! — Царевна-бородатая! Вот умора!

Со всех сторон слышал обрывки этих разговоров. История о глупом и наглом самозванце, которого наш князь публично выставил шутом, разлеталась по лагерю, как огонь по сухой траве. Моральный дух войска, и без того высокий, взлетел до небес. Мои люди видели не просто силу — они увидели ум. Они увидели, как их предводитель уничтожил врага словом и насмешкой, и это внушало им уверенность похлеще любого доспеха.

Первыми ко мне шагнули Скопин-Шуйский и Одоевский, их лица сияли от восторга.

— Это была блестящая победа, княже! — с жаром произнес Михаил. — Ты раздавил его, не обнажив меча!

Я прервал их похвалы, взяв со стола кубок с вином.

— Это еще не победа. Это только начало, — сказал я, делая глоток. Самое время затягивать петлю, пока они грызутся между собой.

Последним ко мне подошел князь Воротынский. Он был хмур, как и всегда, и долго молча смотрел на меня, поглаживая бороду. Я ждал упреков. Но старый воевода лишь тяжело вздохнул и покачал головой.

— Не по-воински это, княже… — проворчал он, но в глазах его я впервые увидел не осуждение, а вынужденное уважение. — Но признаю. Ты их убил без единого удара.

Это была высшая похвала из его уст. Я понял, что он, наконец, начал принимать мои методы.

— А теперь, воеводы, — сказал я, ставя кубок, — пойдемте в шатер. Пора готовиться к настоящей охоте.

Мы вошли в мой шатер. Атмосфера веселья, царившая на поляне, осталась снаружи. Здесь, при свете нескольких свечей, в воздухе висело напряжение и запах старой кожи. На столе лежал грубый чертеж окрестностей.

— Времени у нас до утра, — начал я без предисловий. — Если они не выдадут самозванца, на рассвете мы атакуем. Но дураком будет тот, кто ждет, что загнанный волк останется просто смотреть. Мы должны захлопнуть ловушку со всех сторон.

Я повернулся к одному из своих воинов, что ожидал у входа.

— Скачи в город. Передай воеводе. Мне нужно еще четыре, а лучше пять дощаников. Перекроем реку наглухо, а то имеющихся может и не хватить. Он поклонился и исчез.

Затем я развернул чертеж и ткнул пальцем в дорогу, уходящую на юг. Я поднял взгляд на Бутурлина, чьи глаза горели в предвкушении битвы.

— Василий, — сказал я. — Возьмешь пятьсот всадников и Агапку в помощь. Твоя задача — тайно, обойти их станы и перекрыть дороги. Если они решат удрать — попадут прямо к тебе в руки.

— Проводники нужны, — тут же вставил Воротынский.

— То же верно, — почесал я подбородок. Обратишься Василий к Кузьме Сухоруку или Савке Кожице они помогут, и людей знают, уж поди не откажут ухмыльнулся я.

— Исполню княже, — склонился Василий.

Время полетело, я обходил не раз лагерь останавливаясь переговаривая с людьми то со стрельцами, то всадниками, даже пару пирожков купил у горожан которые уже организовали торговлю съестным в нашем лагере.

Я видел, как у края лагеря собирается отряд Василия и Агапки — пять сотен конницы. К ним уже подвели нескольких суровых, молчаливых мужиков в простом платье — проводников. Без лишнего шума, отряд тронулся в путь, уходя чтобы обойти врага и захлопнуть последнюю щель в мышеловке

Я подошел к берегу. На