Наследие древнего - Александр Четвертнов

— Тут такое дело, — развёл руками Бестужев, — я же с Ефимом, — тут он кивнул на довольного деда, — с самого детства знаюсь, так что видел, на что способен ваш родовой артефакт. Видел, как он работал с духами предков. Так что, в мою картину мира это полностью укладывается.

Хм, об этом я не подумал. Хотел шокировать, но не вышло. Хотя, с другой стороны, это, даже, к лучшему. Лишнее доказательство, что Бестужев так-то железный мужик. Ничем его не прошибёшь.

— Ты не думай, что он непробиваемый, — сказал дед, будто прочитал мои мысли, — когда он первый раз увидел, что я делаю с алатырь-камнем, у него глаза, как лепёшки коровьи были, а волосы дыбом вставали….

— Да хватит заливать, — поморщился Бестужев.

— Ага, как же, — усмехнулся Дед, — а кто тогда сарай обрушил, забравшись на крышу? Я что ли?

— А знаешь, Кирилл, — посмотрел на меня Пётр Алексеевич, не спеша отвечать деду, — есть у меня вопрос, но не к тебе. — Он посмотрел на Харона, — Вы действительно, тот самый Харон? Паромщик?

— Угу, — кивнул мой старый друг и неожиданно добавил: — только ни парома, ни лодки, ни весла у меня нет, а всё из-за него.

Он уставил на меня длинный, узловатый палец.

— Эй, — не выдержал я, — я же тебе новые подарил, и весло и….

— Корыто? — рассмеялся Харон.

— Зато выдерживает воды Стикса.

— Ну, это да, — улыбнулся старик, — но я хочу настоящую лодку и своё весло….

— Ох, хорошо мочало, начинай сначала, — поморщился я, — слушай, в будущем, обязательно, а сейчас мне нужна твоя помощь.

— И?

— Надо привязать этот алатырь-камень к силовым потокам Аида так, чтобы ты всегда мог обратится к нему через портал.

— Кирилл, что ты задумал? — тут же обеспокоился дед. Шагнул ближе и положил руку на камень. — Не сломай пуп, это единственное наше преимущество.

— Не сломаю, — успокоил я деда, отодвигая его в сторону.

— Преимущество у нас теперь сам Кирилл и его друг, — добавил Бестужев, всё же он поразительно легко воспринял мою историю. — Ох, ты ж, предки сохраните….

А нет, есть чем его пронять. Сквозь портал вылезла полвоина тушки хароновского кадавра. Чудище промычало что-то и скрылось обратно, а Пётр Алексеевич отшатнулся и схватился рукой за сердце.

— Это, что, Повар был? — пробормотал Бестужев и тут же пояснил: — Я его по сводкам запомнил, когда к тебе присматривался.

— Это мой помощник Эй Ты, — оскалился Харон, не отрываясь от алатырь-камня, — но ваш повар принимал участие в его создании, да.

— Так вот куда он пропал….

— Ну, не оставлять же этих мерзавцев и негодяев на воле, Пётр Алексеевич, — пояснил я, присматриваясь к работе Харона. Он наложил на камень сеть своих заклинаний и ожидающе посмотрел на меня. Я поспешил ему помочь. Дополнил его чары своими.

— Вот тут ещё нужна твоя личная печать, — Харон указал на пересечение силовых магических каналов, которые опутали алатырь-камень в кокон.

Личная печать — это смесь из букв древнегреческого алфавита, которые означали моё имя и прозвище. Выводил я их на камне пальцем. Пустил в него энергию жизни, смешал её со стихией огня, земли и воздуха, и стал выводить подпись.

Алатырь-камень сначала сопротивлялся, но, когда почуял силу Харона, тут же открылся навстречу нашей магии. Хех, как я и думал, там тоже никого не осталось из местного пантеона, потому камень, у нас в Греции такие назывались Омфалами, поняв, что мы за этот мир, открылся нам на встречу.

По-другому и быть не могло. Я уже говорил как-то, что Омфал, это связь наша с миром, с нашей реальностью, с планетой и космосом. Вокруг них появляется воздух богов эфир. Они его создают. Они всё создают, благодаря им существуем и мы, маги, и люди и всё-всё на этом свете, кроме титанов. Титаны антогонисты, разрушение, когда Омфал созидание.

Мы с Богами использовали Омфал, чтобы создать Тартар. Крон сожрал Омфал и мир изменился. Разрушились былые континенты, а те, что остались, сильно изменились.

Так вот, в прошлый раз я отказался привязывать к себе Омфал, потому что мог стать его рабом, и прощай тогда путь великого мага. Вся моя сила основывалась бы только на этом камне. Но сейчас, при помощи Харона, я привязал его к Аиду. Можно сказать, наконец-то, после долгого простоя, камень снова обрёл смысл жизни, связал два мира. Хотя, смысла у него, как такового, конечно же, не было. Он же не человек, хотя что-то вроде разума у него есть.

— Отличный Омфал, — улыбнулся Харон, поглаживая камень. — Спасибо, Кириллос.

— Пожалуйста, но помни, это артефакт нашего рода, его первая задача — это безопасность всей семьи.

— Конечно, даже не сомневайся, — серьёзно кивнул Харон, — я теперь тоже пригляжу за ними.

— Что Вы сделали? — не выдержал дед, который всё это время стоял в стороне и с очень напряженным видом наблюдал за нашими действиями.

— Скажем так, наш алатырь-камень теперь связан с двумя мирами, двух пантеонов, — улыбнулся я, — теперь Харон тоже его хранитель, а он хранитель Харона.

— А….

— А ты, дедушка, никогда хранителем не был, ты жрец, которого камень приручил своей силой.

— Но….

— А это тебе расскажет Харон, — прервал я деда и кивнул на второго старика. — Вы тут пообщайтесь, разберитесь, как взаимодействовать, и разработайте план отступления нашей семьи через портал, если придётся срочно бежать. А мы с Петром Алексеевичем пойдём наверх, надо собираться в Грецию.

Дед недовольно поджал губы, но я был спокоен и, успокаивающе похлопав его по плечу, пригласил Бестужева следовать за мной.

Алатырь-камень теперь связан с родом и с Хароном, можно сказать, Харон вступил в мой род. А, значит, и остальные родственники теперь смогут пройти через Аид по праву родства. Он же и.о. главы, так? Значит наш род правит царством мёртвых, и у каждого из нас там есть привилегии.

Понимал ли мой старый друг, что мы делали? Конечно понимал. Согласен он? Да, раз принял участие. Потому беспокоиться не о чем.

Возможно, стоило объяснить это всё деду самому, а не оставлять на Харона. Всё же оба старика могли заспорить, кто теперь из них старший, и, зная своего друга очень давно, я уверен, он просто задавит Ефима Юрьевича авторитетом. Но мысль об этом исчезла, стоило подняться наверх.

Тут творилась жуть. Народ носился по комнатам, как угорелый. Всюду стояли шум и гам. Везде валялись вещи, сумки и чемоданы. Такую картину я видел только однажды, тысячу лет назад на рынке в Афинах, когда туда нагрянула стража с налоговой проверкой.

— Что здесь происходит, Коля? —