Грани будущего Zero: Карлов (*30 иллюстраций) - Степан Александрович Мазур

исключало возможность установки третьей бочки. Выходило семьсот литров топлива. По идее, хватало на половину пути. Вздумай я сменять что-то ещё, и катер просто не отчалил бы от берега.

Вернувшись к красному танку, обомлел. Дед копал яму, работая в поте лица своего. Само лицо густо облепило мошкой, но он словно не видел за работой. Взяв ящик консервов с носа лодки, я положил его на тележку, подкатил к деду и отобрал лопату.

— Спасибо, отец. Вот тебе за труды… Береги Лизку.

Он вытер вспотевший лоб рукавом. Посмотрел на меня.

— Зима нынче в этом году рано придёт. Одежа у тебя, парень, не по погоде. Околеешь.

— Да есть ещё более тёплая, зимняя… Вроде, — автоматом ответил я, продолжая копать могилу.

Дед кивнул и укатил тележку с ящиком в туман. А я продолжил копать. На проклюнувшемся солнце блестело золотое обручальное кольцо пожарника. Но в голове не было и мысли его снять или «сменять».

Я не позволил бы себе сейчас и разуть пожарника, ходи хоть босиком. Есть вещи сильнее. Мало объяснимые с логичной точки зрения.

Каково же было мое удивление, когда старик вернулся обратно без тележки, но с полушубком, шапкой-ушанкой, меховыми рукавицами и валенками подмышкой.

— На вот… Я усыхаю. Мне больше не по размеру. Лизке велико. А тебе в самый раз будет.

Воткнув лопату, я снова испытал шок. Повернувшись к деду, вдруг понял, что до смерти хочу помочь ему и ребёнку.

Но… чем? С собой двоих не взять. Невельской просто высадит нас и дальше поедет один. Забрать девчонку? А кто я вообще ей такой?

Да и захотят ли сами покинуть дом? Тот ещё вопрос. А просьб уехать с нами я не слышал.

— От души, отец… Трактором управлял?

— Нет. Но служил в танковых, — объяснил дед. — Восточный округ. А что?

Порой не нужно задавать вопросы. Порой нужно действовать.

— Значит, теперь это твой танк. Внутри цистерны два десятка тонн дизеля… пользуйся.

— О, это и ежу понятно, что ты не воду таскал в бочку, — ухмыльнулся дед. — Но не великоват ли подарок за одну могилу?

— Не думай об этом. Просто, забирай. Отгоняй к дому, сменяй дизель на твердотопливный комбинированный котел. М всю эту долгую зиму в холоде не останешься. А ещё лучше, бери внучку, и уезжайте куда-нибудь… Может даже… может…

Я так и не смог предложить.

— Да куда уезжать? — он подошёл к телу Шуры, перекрестился. — Прирос я корнями к деревне. Здесь и помру, как час придет. А Лизка… куда ей деваться? Родители как сгинули. Связи нет. Явятся ли? Не знаю. Молодежь нынче ушлая, безрассудная. Сегодня здесь, завтра там.

— Отец… мир изменился, — с надрывом вытащил я из себя простые в принципе слова.

— Это я уже понял. Ничё-ничё, переживём, — прокряхтел он в ответ.

— Ты уверен?

— И не такое переживали. Было бы, для кого переживать. Да ты и сам не переживай. Кто много переживает, того рано хоронють.

Прозвучало как шутка, но не до смеха.

Вместе с дедом мы положили Шуру в яму, закопали и ещё некоторое время стояли молча над могилкой. Как полагается. Вместо надгробия в землю вошла лопата. Дед отказался её забирать. Тут нужнее. А у него ещё есть. Плюс есть лопата на пожарном танке.

Благодарный и за это, я пощупал на поясе оба ножа. Тот, что подарил Шура, передаривать было нельзя. Обычай то ли из Каменного века, то ли из Средневековья. Но и прощаться без нового подарка уже не хотелось.

Отстегнул раскладной нож из комплекта ратника, протянул.

— Держи, на память.

— Так я и танком тебя не забуду!

— Просто побещай мне вырастить Лизку.

— А… ну дык… вырастим. Как не вырастить?

Дед взял нож и кивнул. Утер слезу.

Наверное, у него тоже встал ком в горле. Я похлопал его по плечу, затем крепко обнял, как родного человека и вернулся к катеру. Тот просел от нового груза.

Я попытался подтолкнуть силой экзоскелета, да только увяз ботинками. Поднявшись на борт по вваренной лестнице, завел моторы. Катер загудел, дал задний ход, но винты лишь беспомощно месили прибрежную муть.

Тяги не хватало.

Хотел уже будить Невельского, чтобы решить новую задачу, но тут услышал посторонний гул. Вышел на нос корабля. А по берегу бодро рассекал красный танк, нарезая круги вокруг свежей могилы.

Подкатив прямо к носу лодки, он замер в десятке сантиметров от корпуса. Дед махнул мне рукой из кабины — приготовься, мол.

Затем высунулся из окна и прокричал сквозь шум двигателей:

— Давай полный ход, я подтолкну!

Кивнул в ответ. Во дает!

Хотел бы я иметь такого деда. Он бы и стрелять научил, и рыбачить, и по грибы ходить. Но сирот в детских домах учили быть только патриотами.

К моему удивлению, специальная пожарная машина по сантиметру приблизилась к катеру. Нож-таран коснулся корпуса тупым центром (заточенными для рубки были острия, что выходили из него, сам же центр скорее валил деревья) и осторожно начал толкать катер в воду.

Тяги красному танку хватило бы, чтобы стянуть баржу с лесом с мели. Так что катер ожидаемо легко соскользнул в воду. Моторы подхватили тягу, рванули на глубину. Дед помахал на прощание. Я дождался, пока катер подхватит течением, развернулся и повёл корабль по реке.

Сон Невельского оказался так крепок, что он и не думал просыпаться даже от толчка в борт.

Пощупал ему лоб. Академика колотил озноб. Укрыв больного полушубком, я взял на себя капитанские обязательства.

Так мы покинули Рыбное, где я оставил людей, которых мог бы назвать друзьями. Прошлая жизнь была скупа на них. Новая же одаривала обильно. Но хватит ли тех даров, чтобы пережить новый вызов?

Глава 13

Горе-рыбаки

Ши́вера на поворотах доставляли больше всего забот на Ангаре. Этот мелководный участок реки с беспорядочно расположенными в русле подводными и выступающими из воды камнями, и быстрым течением, не давал зевать и засматриваться на рисунки на камнях по берегу. Волны поднимались высокие, до полутора метров. И если дул северный ветер, те ощутимо били в борт, оставались на обзорном стекле.

Приловчившись к ходу катера, и ощутив, как он двигается, вёл его с удовольствием. Судовой ход всё время шёл вдоль левого берега. Стоило сунуться к правому берегу, как лопасти начинали скрести дно. А когда цепляли те самые камни, казалось, что ползём по луже.

Чего удивляться? На некоторых участках ширина реки падала до полутора километров. Хотя чаще вода бежала в русле, растянувшегося километра на