Ведьмы.Ру 2 - Екатерина Насута

— Папа! — Данила слышит свой крик почти наяву. И пусть там воспоминания, пусть…

А из машины появляется она.

На Людмиле светлый строгий костюм. И волосы она зачесала гладко. И никаких украшений, разве что тонкая цепочка на бледной коже. Она поворачивается, видит Данилу, ловит его взгляд.

Улыбается…

И от этой улыбки всё тело немеет. Ноги заплетаются и Данила падает, просто на ровном месте. Он летит на асфальт, на букет, рассаживая руки в кровь и сминая цветы, и от бега это падение длится и длится.

— Даня… — мамин крик, полный ужаса, доносится издалека, а Данила глотает боль и обиду, и ещё понимание, что не получится, как в мечтах.

Его поднимают.

И мама, дрожа, ощупывает. Болят ладони, кожи на них почти не осталось, но плачет Данила не от боли, а от обиды. Ему жаль цветов, которые сломаны и измяты. И белой рубашки, с которой летят лепестки, а на месте остаются влажные зеленоватые пятна. Костюма, потому что серые полосы пыли не оттереть.

Себя.

— Господи, опять, — отец смотрит так, так… так, что совершенно ясно — он разочарован. Снова. — И в кого ты такой неуклюжий? Маш, вы езжайте домой, наверное…

— А ты? — мамин голос становится колючим. И Данила снова чувствует себя виноватым.

— Я обещал…

— Ну да, — она разгибается и берет Данилу за руку. — Эти обещания ты всегда держишь.

И что-то происходит между ними, что-то такое, непонятное, но очень и очень плохое. И в этом, плохом, виноват Дань.

— Дань? — этот голос взламывает воспоминание, возвращая способность дышать. А с нею приходит и боль, причём такая, что Данила сгибается, схватившись за голову обеими руками. — Дань… Вась, что с ним! Вася, помоги!

Глава 21

О мрачных тайнах прошлого

Глава 21 О мрачных тайнах прошлого

Издав оглушительный рёв, он на всей скорости устремился к охотнику и, замахнувшись для удара, прыгнул на парня. Последний предпринял попытку пронырнуть над летящим медведем, но безуспешно.

Особенности национальной охоты на медведей и не только.

Ульяна и не подозревала, что способна так бояться.

Нет, ей случалось испытывать чувство страха. Раньше. Перед тем экзаменом на пятом курсе, который требовал не только и не столько знания теории, сколько демонстрации владения силой.

Или вот перед тёткой из агентства по найму персонала.

Или…

Перед банком, что напоминал о кредите и долгах. Перед мамой опять же. Но это всё — не то. Эти страхи, они словно существовали на поверхности, а вот когда Мелецкий вдруг замер, а потом, застонав от боли, согнулся пополам, и завалился на бок, впившись окаменевшими пальцами в волосы… когда тело его согнула судорога, а на губах выступила пена, Ульяна поняла, что страх бывает иным.

Оглушающим.

Всеобъемлющим.

Таким, что ничего-то, кроме этого страха, и не остаётся.

— Ляля, прижимай его, — этот окрик встряхнул Ульяну. — Тараканова, или отойди, или… Василий, что с ним?

— Боюсь, моя вина. Сработала ещё одна закладка, но помещённая на более глубокий уровень.

— Сможешь убрать?

— Сперва мне необходимо будет его обездвижить. Ульяна, контролируй жизненные показатели.

Как?

Как, чтоб вас всех, ей эти показатели контролировать? Она не умеет⁈ И надо бы скорую вызывать, но… но пока она доедет ещё.

Сюда далеко.

И машин обычно свободных нет. И ждать придётся час или два. И быстрее самим в город.

— Можно в подвал, система сможет стабилизировать, — это уже Игорёк.

— Времени нет. Давай его на пол.

— Бабушка! — Лялин вопль резанул по ушам, и Ульяна опустилась на пол. Она с трудом разжала руки Данилы, убрав их от головы. Какой он бледный…

Бесил ведь.

Всегда бесил. Этой вот улыбочкой своей, этой манерой держаться так, будто весь мир вокруг, включая саму Ульяну, принадлежит ему. И ещё она завидовала. Не деньгам, нет, а его вот лёгкости.

Как будто у него вообще никогда и никаких проблем не было.

И ещё тому, что Данила всегда был в центре внимания. Просто вот… сам по себе.

— Улечка, — бабушкины руки легли на плечи. — Ничего страшного, вытянешь. Слушай меня.

Ульяна всхлипнула.

— Ты с ним связана, а стало быть найди эту вот связь.

Как найти?

— Закрой глаза…

Не понадобилось. Стоило подумать про связь, и вот она, золотая ниточка. Какая тонкая… разве на ней удержишь человека?

— Добавь в неё сил.

Силы? Тоже ниточки, которые обвивают эту и тянутся куда-то дальше, в туман. И надо их больше и ещё больше, чтобы точно выбрался.

Это не любовь.

Конечно, нет.

Это просто… просто у Ульяны появился не чужой человек. Близким назвать его рано, но не чужой — это уже достижение, так-то. Для Ульяны. И если ниточка оборвётся, то она, Ульяна, снова останется одна. Или нет? Есть ведь другие, но… но это тоже не то. Сложно как. Но она разберется.

Позже.

Ниточка становилась толще. А туман будто бы рассеивался.

— И теперь сама по ней пройди, — голос вот бабушкин наоборот словно издалека доносился. — Если не испугаешься. Только, Улечка, помни, что это — не настоящее. Это его память. И тебя он в неё пустит. Только тебя и пустит, потому что связаны вы с детства. А вот сумеешь ли ты его оттуда вывести — дело иное.

Шаг.

Может, надо было дослушать, но… шаг.

И Данька ребенком смешной. Он ещё более лопоухий, чем нынешний. А волосы вихрами поднимаются. Глаза вот большие, серьёзные такие.

— Ты кто?

— Ульяна, — говорит она писклявым голосом. И руки вытягивает. Её? Детские какие-то… совсем детские. С обгрызенными ногтями и царапиной. Царапину Ульяна помнила, она тогда на площадке упала и о гвоздь поранилась. И мама опять ругалась с няней, хотя та совсем не виновата была. И няню прогнала, а Ульяне руку замазала пекучей зелёнкой.

Но здесь зелёнки не было. И царапина почти зажила.

— А что ты тут делаешь? — на Даниле костюм, правда, грязный какой-то и с дырой. В дыре видна разбитая коленка.

— Я за тобой пришла. Ты меня не помнишь? — Ульяна протянула руку. — Ты смешной.

— Ты тоже.

— Коленку разбил? — Ульяна показала на дыру.

— Ага. Но это так, — он шмыгул носом и нахмурился. — Я не реву!

— Я бы ревела.

— Ты девчонка. Тебе можно. А