Барин-Шабарин 7 - Денис Старый

этот момент в зал вошел фельдъегерь с пакетом от кабинета министров Французской империи для Лионеля де Мустье, который представлял на совещании Наполеона III. Захмелевшие европейские политики, затаив дыхание, наблюдали, как француз вскрывает пакет ножом, которым только что кромсал на своей тарелке пулярку.

Де Мустье не спешил. Да и после изрядной дозы рейнвейна перед глазами у него все плыло. Одно дело щупать сочные прелести швейцарок — здесь вряд ли промахнешься даже в темноте — другое — вчитываться в витиеватые закорючки официальной депеши. Остальные представители коалиции желающих поскорее вернуться в номера, мысленно костерили этого неторопливого галла, пьяно водящего лорнетом над бумагой. Наконец, он поднял голову и глаза его наполнились слезами радости.

— Господа! — возвестил он. — Только что получено известие, которое в корне меняет сложившуюся на континенте военно-политическую ситуацию!

— Что? Неужели скончался император Николай? — нетерпеливо осведомился швед Роберт Фредрик.

— В Царстве Польском новое восстание? — с надеждой спросил австриец Феликс Шварценберг.

— Флот ее величества все-таки высадил десант в Балаклаве и русские бегут из Севастополя? — предположил посланник королевы Виктории, сэр Роберт Пил.

— Скорее всего — у императора Наполеона Третьего сменились намерения, — ядовито заметил пруссак фон Вертер.

— А вот и не угадали, господа! — с пьяной развязностью улыбнулся Лионель де Мустье. — Произошло нечто гораздо более вдохновляющее… Прежде всего — вдохновляющее нас на продолжение наших переговоров.

— Похоже, Марте придется немного подождать, — вздохнул англичанин, неизвестно, чем более расстроенный — тем, что его предположение не оправдалось или тем, что раздевание покорной и мягкой, как овечий сыр, горничной откладывается на неопределенное время.

* * *

Ветер упорно гнал волны на берег и паровая машина монитора «Стрелянный воробей» едва удерживала его на достаточном расстоянии от каменистого мелководья. Вопреки названию, камыша в Камышовой бухте не обнаружилось. Или его выжгли проклятые французы. Зато вдоволь оказалось пронизывающей до костей сырости, обледенелых камней у береговой кромки и темноты, пока еще не нарушенной ни единой вспышкой пушечного или ружейного выстрела.

Основной десант шел на шлюпках, которые могли подойти к месту высадки вплотную, а вот пушки придется тащить до суши по ступицы в воде. Причем тащить — силами самих артиллеристов. Такой роскоши, как тягловые лошади, десант себе позволить не мог. С монитора спустили в воду широкие трапы, по которым расчеты, при помощи экипажа, начали спускать шабаринки. В это же время на веслах подошли основные силы десанта, вооруженные пулеметами, винтовками и револьверами. Ну и — ножами и шашками.

Я пока оставался на борту «Стрелянного воробья». Должен был убедиться, что все мои люди благополучно достигли берега. Тогда я отдаст команду артиллеристам монитора открыть навесной огонь по французским укреплениям. Как недоставало инфракрасной оптики! В кромешной тьме январской ночи хорошо скрыто высаживать десант да и то — пока противник его не обнаружил. Куда хуже, что нельзя видеть, что твориться на позициях врага.

Ничего. Недаром последние несколько тренировок проходили именно ночью. Десантники привыкли, что действовать придется впотьмах. Правда, в заранее условленное время, специально засланные во вражеский тыл корректировщики должны будут зажечь костры позади французских позиций. Если, конечно, корректировщиков заранее не переловили. Жаль будет. Ведь на эту миссию согласились самые отчаянные ребята. Чеканя шаг по деревянному настилу подошел Толстой.

— Ваше высокопревосходительство, все орудия на берег доставлены! — доложил он.

— Отправляйтесь следом, Лев Николаевич, — сказал ему я. — Старайтесь подкатить пушки как можно ближе к вражеским укреплениям и открывайте огонь, едва смолкнут орудия монитора.

Приложив руку к козырьку клеенчатой фуражки, будущий классик русской литературы развернулся было на каблуках, как командир десанта заметил:

— И не забудьте надеть каску, граф. Ваша голова еще пригодится России.

— И вы не забудьте, Алексей Петрович, — напомнил Толстой. — Полагаю, что ваша голова ценнее.

Я кивнул. Ему пришлось приложить массу усилий, чтобы в мастерских Севастополя не только спешно изготовили металлические каски для личного состава десанта, а также — примитивные бронежилеты, но и к тому, чтобы добровольцы привыкли к этой, невиданной в сей эпохе амуниции. Поначалу добровольцы вообще думали, что это лишь хитрые учебные приспособления, вроде — утяжелителей на деревянных ружьях. Дескать, в бою такую тяжесть их таскать никто не заставит. Ошиблись, орёлики.

Я пристально всматривался во тьму. Не забывая поглядывать на циферблат своих часов, римские цифры на котором один ловкий часовщик в Екатеринославе пометил фосфором. Ежели не зажжется ни один корректировочный огонь на берегу, ровно в час по полуночи он, командир десанта, отдаст команду открыть огонь. Часы тикали, стрелки отщелкивали минуты, подходя к роковой черте. Глаза от пристального всматривания начинали принимать желаемое за действительно, реагируя даже не мигание звезд.

Поэтому и не сразу поверил своим глазам, когда увидел затеплившийся огонек справа, затем — слева. Протянул бинокль командиру монитора.

— Взгляните, Павел Францевич!

Тот взял оптику, всмотрелся.

— Вижу огонь в десяти кабельтовых справа и в двенадцати — слева, — доложил он и добавил: — С некоторой погрешностью, разумеется.

— Ничего, Павел Францевич, — откликнулся я. — Делаем, как договорились. Как только я доберусь до берега — открывайте огонь.

Командир «Стрелянного воробья» кивнул. Я взял у него бинокль, сунул в кофр, надел каску и зашагал к сходням. С ног до головы, как и весь десант, я был одет в специальный проклеенный комбинезон. И все же, погрузившись по пояс в ледяные воды зимнего моря, сразу ощутил обжигающий холод. «Не обморозить бы чего… — несколько запоздало подумал я. — Лиза не поймет…» И когда я еще не достиг берега, орудия монитора уже разорвали тишину в клочья.

Конические, начиненные пироксилином снаряды, с воем пронеслись, показалось, над самой головой. От залпа собственных орудий «Стрелянный воробей» нырнул, по гнусному закону Архимеда, вытеснив излишек воды. Меня едва не накрыло набежавшей волной с головою. В последнее мгновение успел-таки выскочить на сушу. И все же обдало меня изрядно. Один способ согреться — в рукопашной с врагом. Впереди расцвели огненным цветом разрывы корабельных снарядов.

И если французы до сих пор не подозревали о высадке русских, то теперь до них должно было дойти, что они атакованы. Орудия монитора жахнули во второй раз. Снова вибрирующий, вынимающий душу свист. Вздрогнул берег. Выплески пламени озарили небосвод. Вспышки были достаточно яркими, чтобы я мог разглядеть напряженные лица десантников, ждущих его команды. Едва смолк грохот корабельных орудий, во тьме впереди заговорили шабаринки графа Толстого.

— В атаку,