Тренировочный день 7 - Виталий Хонихоев

что директор в средней школе номер три даже присесть не предложил. Вот что сейчас в кабинете у него происходит? Два взрослых человека, он сам и «англичанка» — стоят навытяжку перед директором, а тот сидит в своем мягком кресле, обтягивающем его грузную фигуру. Если речь идет о том, чтобы разобраться в произошедшем, то было бы логично предложить всем сесть. По крайней мере сам Виктор обязательно так бы и поступил. Но Владимир Сергеевич не предложил сесть, да и сам не встал. Разговор так и начался — они с «англичанкой» стояли, а директор сидел, периодически поглаживая свой округлый живот под жилеткой. Виктор мог бы отодвинуть один из стульев от стола и усесться самостоятельно, однако на самом деле он не хотел сидеть. Более того, если бы он уселся — он на самом деле лишился бы определенного преимущества. Однако тот факт, что директор не предложил всем присутствующим сесть уже говорил о его характере и намерениях. Виктор заложил руки за спину и подошел к окну. Выглянул во двор. Во дворе мальчишки из новой смены пинали мячик, гоняя в футбол, а девчонки собрались в кучку на волейбольной площадке. Красота.

— Наворотили вы делов, Виктор Борисович. — за его спиной раздается недовольный голос директора: — куда это вы смотрите? Я с вами разговариваю!

— Во двор. — отвечает Виктор: — присматриваю за своими, там Зина Ростовцева за старшую у девочек… — он оборачивается к столу: — молодец. Всех организовала. Так, о чем мы?

— Виктор Борисович! — в голосе директора появляются возмущенные нотки, а его лицо наливается краской: — что за неуважение к старшим? В конце концов я не только ваш непосредственный руководитель, но и постарше вас буду! Ваше поведение возмутительно!

— Владимир Сергеевич, Виктор Борисович просто приглядывает за своими и…

— Помолчите, Альбина Николаевна! Не защищайте его! Довольно и того, что по школе уже слухи идут о ваших с ним отношениях! А ведь вы — партийная, Альбина Николаевна! Понимаете, что будет, если слухи дойдут до районного комитета образования? Или до городского комитета партии? — директор багровеет лицом, его двойной подбородок дрожит от возмущения, и он хлопает ладонью по полированной поверхности стола: — береги честь смолоду, вот как классики говорили! А вы⁈ Надели тут… юбку с вырезом! И вот это все! Золотые сережки! На лице черте-что нарисовали! Старшеклассники и так плохо учатся, а вы своим видом провоцируете их на… на разные мысли! Советский учитель это образец хорошего тона и выдержанности а не вульгарности и пошлости, уж извините, Альбина Николаевна! И вы! — директор поворачивает голову к Виктору, его редкие волосы слегка растрепались от эмоций: — Виктор Борисович! Вы же комсомолец! Почему я только сейчас узнаю о том, что произошло в летнем лагере⁈ Это же уголовное преступление со стороны ученика! Угроза убийством и терроризм!

— Да не было там никакого терроризма. — говорит Виктор спокойным тоном: — какой терроризм от восьмиклассника? Просто мальчишки увлеклись.

— Помолчите! — еще один удар ладонью о полированную поверхность стола: — прекратите выгораживать своих бандитов! Вы были обязаны доложить о поведении ученика Лермонтовича и его приятеля в компетентные органы!

— … — Виктор усилием воли сдержал себя от того, чтобы не закатить глаза и не вздохнуть. Действительно, если строго по закону и уставу школы, то следовало бы поставить в известность милицию, но ведь в результате Лермонтовича бы поставили на учет в детской комнате милиции, а потом и в комиссию по делам несовершеннолетних. А с такими записями у парня потом вся жизнь может под откос пойти и все из-за ерунды. Потом его кандидатуру и в институт могут не принять и на работу хорошую не устроиться. Ломать судьбу пацану просто потому, что так нужно по инструкции… да и не пострадал никто, если не считать его, Виктора гордости. Выглядел он нелепо, лежа на муляже гранаты и мысленно прощаясь с жизнью… но это он переживет. На то и взрослые, чтобы свои проблемы на других не перекладывать. Видел он глаза Володи Лермонтовича после происшествия, проняло его. И раскаивался он довольно честно… хотя опять-таки и не сделал ничего такого, не было у него злого умысла.

— … это непедагогично! Вот вы не исполнили свои обязанности, не известили компетентные органы о происшествии, а что в результате? Компетентные органы не поставили этого Лермонтовича на учет! С ним не провели беседу в отделении милиции, за ним не стали присматривать, а в результате — он потом совершит настоящее преступление! Сегодня уронили гвоздь, а завтра отвалилась подкова! Слышали такое стихотворение, Виктор Борисович? Враг вступает в город, пленных, не щадя оттого, что в кузнице не было, гвоздя! Вот! А вы, вы и есть тот самый гвоздь, Виктор Борисович! Из-за таких как вы триумф развитого социализма по всей планете все еще не может наступить. Вы понимаете, что подобное во времена войны называют саботажем⁈ Наша школа борется за звание лучшей школы города в области воспитания учеников по заветам Коммунистической Партии Советского Союза, а вы с Альбиной Николаевной тут бордель устраиваете⁈

— Бордель? — Виктор приподнимает одну бровь, пытаясь вспомнить, когда именно он вместе с «англичанкой» устраивал бордель в школе. На память ничего не приходит. Бордель в школе… звучит интересно.

— Вот именно! Что за скандал с сыном уважаемого человека у нас в школе? И снова ваши имена! Безобразная сцена, а в результате сын уважаемого человека в больницу попал! Ваши похождения по кавалерам, Альбина Николаевна, ваше легкомысленное поведение и вид привели к тому, что молодой человек был введен в заблуждение! А вы, Виктор Борисович! Разве можно все вопросы насилием решать⁈ Вам еще повезло что Давид заявление в милицию не написал, но у него уважаемые родители и связи на областном уровне, вы же понимаете, что натворили⁈ Вы подставили весь педагогический коллектив!

— Точно. — кивает Виктор, уже поняв, что правды в этом кабинете он не дождется: — моя вина. Всех подставил. В следующий раз обязательно сперва правую щеку подставлю. А потом левую. Как и положено.

— Положено вызывать милицию, а не решать вопросы кулаками. — вздыхает директор, оседая на стуле: — думаете я вас тут загнобить пытаюсь, Виктор Борисович? Я о вас же и беспокоюсь! А что было бы, если бы этот Давид от падения на пол помер бы? Вас бы в тюрьму посадили! И вы, Альбина Николаевна! О чем вы думали,