Будет день - И. А. Намор

действующие, как оказалось, все «на ходу». Ну как же Кейт могла удержаться, когда «Голланд-Голландовский» дробовик «Рояль», и «тулочка» в серебре 1907 года, и маузеровский штуцер для африканского сафари, и винтовка Бердана, «заточенная» на лосей да медведей, и карабин Манлихера… Ну чисто девочка в кукольном магазине…

– А можно? – Боже мой! Это что же ее, баронессы Альбедиль-Николовой, голос так просительно звучит? Но нет сил устоять перед таким великолепием, разве что – слюной подавиться.

– Разумеется, можно… – Вильда все-таки сомневается. – Не думаю, чтобы Себастиан был против…

– А где бы нам пострелять? – резко берет быка за рога Кайзерина Кински.

– Н… не знаю… Возможно, в липовой аллее?

И вот уже расползается в чистом и сладком мартовском воздухе будоражащий кровь острый запах пороха. Гремят выстрелы. Лопаются со звоном винные бутылки, и разлетаются в пыль сухие тыквы. И совершенно счастливая Кайзерина оглядывается на Вильду, видит полыхающий в изумрудных озерах ее глаз восторг и спрашивает себя во второй и последний раз: «Зачем?»

Но…

«Сделанного не воротишь… – говорит она себе, вскидывая австрийский штуцер начала века. – И ведь совсем неплохо получилось…»

Выстрел. Еще один…

«А за неимением гербовой… – „австрияк“ отправляется в тележку, на которой старый Гюнтер привез всю эту „добычу“ в липовую аллею, и в руки идет „тулочка“, такая изящная, что впору влюбиться. – За неимением гербовой можно… можно и повторить! А?»

Глава 7

Берлин – Мюнхен

– О чем вы думаете? – резковато и неожиданно, но почему бы и нет?

«Как там говорится в русской поговорке? Ты начальник… Но это ведь не только про славян сказано. Немцы в этом смысле другим народам сто очков форы дадут и ни за что не проиграют. Ты начальник, Рейнхард, и ты в своем праве».

– Да, вот думаю, как бы ловчее перерезать вам глотку, господин группенфюрер[66], – без тени улыбки ответил Баст.

– Рейнхард. Мы ведь не на службе, Себастиан, не так ли?

– Рейнхард, – сдал назад Баст.

– Итак? Чем? Когда? За что? – у Гейдриха холодноватые голубые глаза. Прохладные. Нордические. Одна беда: размер и разрез. Маленькие, немного косят и иногда бегают. И разрез глаз оставляет желать, но…

Короля играет свита. А Гейдриха – черная аура посвященности, избранности, вовлеченности в страшные тайны режима.

– Полагаете не за что? – играть так играть: даже любопытно, какова на самом деле длина поводка и ширина ошейника.

– Допустим, – кивнул Гейдрих. – Допустим, что так. Но я задал еще два вопроса.

– Опасной бритвой. Ночью, во сне.

– Господи Иисусе, Баст! – воскликнула, появляясь в дверях, Лина. – Что вы такое говорите? Кого вы собираетесь резать?

– Меня, – Гейдрих кивнул жене и чуть скривил узкие губы в улыбке.

– Тебя?! – если бы могла, она наверняка всплеснула бы руками. Но Лина Гейдрих, урожденная фон Остен несла в руках поднос. Сама. Как настоящая немецкая жена. Впрочем, возможно, за пять лет супружества она просто не успела еще привыкнуть к роскоши, связанной с общественным положением мужа.

«Лина фон Остен…»

Удивительно, как он мог забыть! Но забыл – это факт. И вспомнил только сейчас по случаю, сообразив, наконец, откуда есть пошла их странная дружба с Гейдрихом.

Это случилось летом тридцатого. В августе. Ближе к вечеру. Погода стояла отменная. Во всяком случае, идти под парусом было одно удовольствие. Они с Карлом шли с запада на восток, из Фленсбург-фиорда, пересекая Малый Бельт и оконечность Кильской бухты, держа курс на Фемарн Бельт. Остров Фемарн был уже виден вдали, когда Карл вдруг заорал и замахал руками, указывая куда-то вправо по ходу движения. Навигация в этих водах и без того сложна из-за интенсивности судоходства, а тут еще вечер на носу, и садящееся солнце играет колющими глаза бликами на короткой, но неприятной волне. Баст оглянулся…

«Да… – вынужден был согласиться он сейчас, сидя в гостиной дома Гейдриха и глядя на жену своего босса. – Все так и было. Как же я мог…»

Там качалась на нервной волне перевернувшаяся пузатым днищем вверх лодка, а рядом с ней маячили две мокрые головы, а еще дальше видна была байдарка, идущая на помощь оказавшимся в воде людям.

– Держи парус! – приказал Баст и, сбросив туфли и брюки, прыгнул в воду.

Ну, вода в Балтике никогда не бывает слишком теплой. Тем более на глубине и в конце лета. Но ему это было нипочем. Прыгнул, вынырнул и поплыл, наращивая скорость и борясь с невысокой, но слишком крутой волной. Впрочем, плыть было совсем недалеко, и не он один шел на помощь попавшим в беду девушкам, а в перевернувшейся лодке плыли именно девушки. С другой стороны спешил к ним блестящий – во всяком случае, на тот момент – морской офицер Рейнхард Гейдрих. А одной из неудачливых путешественниц и оказалась как раз дочь учителя с острова Фемарн: Лина фон Остен – девушка своеобразной красоты, разрушившая своим драматическим появлением весьма перспективный роман сотрудника управления связи флота, лейтенанта Гейдриха с дочерью хозяина крупнейшего металлургического концерна «IG Fabernim». Впрочем, бог с ней с дочерью богача, сломана оказалась и успешно начатая карьера лейтенанта. В результате германский флот лишился отменного офицера, а Гиммлер нашел себе великолепного помощника. Самое забавное, однако, или, напротив, грустное – это то, что в тридцатом Баст фон Шаунбург уже несколько лет был членом НСДАП, а вот Гейдрих вступил в партию только в 1931-м. Такова ирония судьбы.

Оставалось выяснить, какие еще чертовы сюрпризы приберегает на «черный день» гребаная память Баста фон Шаунбурга. Но что творится в душе мужчины, беседующего с Рейнхардом Гейдрихом, знает только он сам. А вслух он говорит всего лишь то, что обязан сказать.

– Благодарю вас, Лина, – вежливо улыбается Баст, принимая чашку с кофе. – Мы просто шутили.

– Вот именно, дорогая, – высоким, значительно выше, чем у жены, голосом подтвердил высказанную гостем версию Гейдрих. – Просто шутили.

* * *

– Вы путешествуете с женой?

Великолепный вопрос, просто замечательный.

– Нет, Рейнхард, – Баст отпил немного кофе и потянулся за сигаретами. – Вильда сейчас в Мюнхене. Вернее, в нашем имении недалеко от города. А почему вы спрашиваете?

И в самом деле, что это? Очередная провокация, на которые так горазд его шеф, или намек на «толстые обстоятельства»?

– Кругом одни доносчики, Баст, – внимательный взгляд, таящий в себе толику недосказанности. Знакомая интонация, привычный взгляд: «А я знаю про тебя такое, что в жизни не отмоешься!» Фирменная манера поведения сукина сына, желающего держать всех на коротком поводке.

– Ну и какую же гадость прочирикал вам на ухо очередной дятел? – Баст оставался спокойным,