Варяг I - Иван Ладыгин

Он выпрямился во весь свой немалый рост, и в его осанке вдруг проглянул прежний воин, тот, что отправил в Вальхаллу не один десяток ярлов.

— После Великого тинга флот должен быть готов. Все драккары, все снеккары, все люди, которых можно посадить на весла. Путь до Буяна долог. Но мы пройдем его. И мы покажем всем, от самых западных фьордов до восточных долин, что воля Единого Конунга — это не тирания. Это — последний щит. Щит против грядущей ночи, что может поглотить всех нас.

* * *

А зал Бьёрна на Буяне дышал совсем иными запахами. Шлейф жареной баранины с тмином смешивался с ароматом темного хмельного меда. Запах только что испеченного хлеба из грубой муки робко касался этого общего духа и щекотал ноздри.

Очаг, сложенный из дикого камня, потрескивал, отбрасывая на стены теплые и добрые тени.

Его собственные дети и те, что остались от Эйрика, с визгом носились между скамьями, изображая драккары и знаменитые морские битвы. Потомство своего врага он великодушно оставил в живых. Из них еще могли получиться верные воины. Главное — тепло и ласка… И всё будет.

Бьёрн сидел в своем кресле у высокого резного столба, обвитого деревянными змеями. В руке он держал массивный, окованный серебром рог. Но пить совсем не хотелось. Он смотрел на детей и слушал их смех… Его ясный взгляд кутался в туманный плащ далекой и невеселой думы.

В нем боролись два чувства. Жестокое, почти животное желание защитить этот огонек, этот кусок тепла, жизни и порядка, что он создал здесь, на краю света. И холодная, ранящая, как стрела, стрела пророчества вёльвы. «Твой род прервется. Но дело твое будет жить в нем. В Дважды-рожденном».

Он смотрел на своего старшего сына, на его белокурую, еще детскую головку. Этот мальчик должен был унаследовать Буян. Стать его ярлом. Хранить традиции, беречь людей. А не быть… ступенькой. Тенью. Приложением к чужой, пусть и великой славе. Даже если этой славой будет Рюрик.

К его плечу прикоснулась теплая и родная рука. Жена не сказала ни слова. Ей и не нужно было говорить. Она и так видела бурю в его глазах, чувствовала напряжение в его мышцах. Она всегда всё чувствовала…

Бьёрн положил свою широкую ладонь поверх ее руки. И мысленно, глядя в потрескивающий огонь, поклялся…

Он будет драться. За сына. За Буян. За их право жить по своим законам. Даже против самой судьбы. Даже если против него выступит весь мир и сам Праотец.

Смех и гам в зале поутих, сменившись настороженным гулом, когда в дверях появились двое. Асгейр степенно переступил порог и по-лисьи ощерился. За ним стоял Ульф, сын Сигурда. Прямой, как древко копья, с надменным и холодным лицом воина, который знает себе цену и не сомневается в цене окружающих.

Ульф прошел к столу Бьёрна, кивнул с подчеркнутой, сухой, почти оскорбительной почтительностью.

— Конунг. Я принес вести из Гранборга. У нас всё спокойно. Но старый волк Ульрик сидит в своем борге и копит силы. Ждет. Они следит за нами, как змей из своей пещеры.

Бьёрн молча кивнул, оценивая новость. Ульф был храбр, силен. Но в его глазах читалась та самая слепая спесь, что уже погубила не одного доблестного воина.

— А еще до меня дошли слухи… — Ульф бросил это небрежно, будто сплевывал шелуху. — От том человеке, которому ты даровал звание бонда. О Рюрике. Он копается в грязи, как последний трэлл, а не хозяйствует. С рабами нянчится, песни им поет, будто скоморох какой-то! Зря ты ему землю дал, ярл. Позорище это для твоего имени. Из него хозяина не выйдет! Одно недоразумение.

Он сделал паузу, подвесив эти слова на крючки сомнений.

— Мне нужна хорошая жена, ярл. Чтобы крепить род, растить новых воинов. Астрид, твоя племянница, ей давно пора под венец. Прошу ее руки. Я буду ей добрым мужем. И сильной, надежной рукой здесь, на Буяне. В отличие от некоторых выскочек.

Тишина зазвенела хрустальным стёклышком. Бьёрн медленно, не отрывая глаз от Ульфа, отпил из рога. Ему не понравилась заносчивость этого молокососа.

Тогда вперед шагнул Асгейр. Его голос прозвучал мягко, почти отечески:

— Странные слухи ходят по свету. А я слышал совсем иное! Говорят, Рюрик-бонд не просто копается в земле. А строит и возводит новые стены. И лечит. Многие из наших воинов, — он обвел медленным взглядом зал, и несколько человек, те, кого Рюрик буквально вытащил с того света, невольно кивнули, — обязаны ему жизнью. Он ставил их на ноги, когда местные знахари лишь разводили руками. И уважение он заслужил не родом, а делом! Что до Астрид… — Асгейр улыбнулся, и в его глазах блеснул огонек, — говорят, дева сама неплохо разбирается, чьи песни и чьи глаза греют ей сердце.

Ульф закипел. Его лицо залилось густой, багровой краской. Рука дрогнула и потянулась к рукояти меча у пояса.

— Ты на что намекаешь, старый хрыч⁈ Что какой-то выскочка-раб…

— ХВАТИТ! — Голос Бьёрна хлопушкой ударил по воздуху. В тишине, воцарившейся после его слова, можно было захлебнуться. Он перевел тяжелый взгляд с пылающего Ульфа на спокойного Асгейра. — Я услышал. Я обдумаю твое предложение. У меня есть время до тинга. Всё решат боги и мудрость предков. А теперь — прошу к столу. Хватит пустых разговоров.

Но семя было брошено. Ульф, швырнув на Асгейра взгляд, полный лютой, немой ненависти, удалился. А в зале уже перешептывались. Имя Рюрика звучало все чаще, то с насмешкой, то с уважением, то с простым человеческим любопытством.

* * *

Рассвет на моем хуторе был чистым и звонким, как трель первых ласточек. Воздух покалывал легкие, — в нем прятались свежая хвоя, запах жирной земли и едва уловимый дымок от очага, который я растопил первым делом.

Я стоял перед своим небольшим,