"Зарубежная фантастика -2024-11. Книги 1-19 - Дэвид Фридман Джерролд

– «До завтра» – не шли у нее из головы. То, на что он согласился, казалось нереальным, неестественным. Да, завтра они снова увидятся, но Тереза будет в коме, а Томас даже не догадается, кто она, разве что где-то в глубинах памяти шевельнется смутная тень узнавания. Завтра… Страх, изматывающая подготовка, разработка планов действий – все это закончилось. Томасу и Терезе предстоит на себе испытать то, что сделали с Алби, Ньютом, Минхо и остальными. Пути назад нет.

Тереза ощущала странное умиротворение. Ужас перед гриверами и шизами исчез, сменился всеобъемлющим спокойствием. У ПОРОКа не было выхода. У Томаса и Терезы не было выхода. Как можно отказаться принести себя в жертву ради спасения человечества? Нет времени ни на сожаления, ни на раскаяние. Тереза смирилась с неизбежностью: что будет, то будет.

Они с Томасом участвовали в создании Лабиринта, и Тереза приложила много усилий, чтобы обуздать свои чувства, отгородиться от них прочной стеной.

Нестройные, обрывочные мысли померкли, словно застывая и растворяясь. Процедура подходила к концу. Врач нажал какие-то кнопки на пульте, аппараты защелкали и зашипели быстрее. Тело Томаса вздрогнуло. Трубки и провода зазмеились, втягиваясь в маску. Наступила гнетущая тишина. Медсестра склонилась над Томасом, сняла маску с его лица. На покрасневшей коже отпечатались четкие следы. Он не открывал глаз.

Тереза с трудом сдерживала разочарование и страх. Когда Томас очнется, он ее не вспомнит. Они встретятся в Глэйде и не узнают друг друга. Тереза из последних сил боролась с напором гнетущих чувств, что грозили прорваться сквозь заслон и заполонить ее.

Пути назад не было.

Два охранника подняли с операционного стола бесчувственного Томаса, ухватив за руки и за ноги, словно соломенное чучело, переложили на каталку и, не обращая внимания на Терезу, направились к двери. Все знали, куда его увозят. Врач и медсестра завершили работу и деловито раскладывали инструменты по местам. Тереза кивнула им на прощание и вышла следом за охранниками.

Каталку повезли по бесконечным коридорам штаба ПОРОКа. Тереза смотрела на бледное, покрытое испариной лицо Томаса, и ее сердце обливалось кровью. Казалось, где-то в глубинах своего сознания он пытался превозмочь действие лекарственных препаратов, догадываясь о ждущих его ужасах. Терезе стало страшно: ей самой предстоит через это пройти. Зачем она отгораживалась от чувств? Как только у нее отберут воспоминания, возведенная ею стена рассыплется в прах.

Наконец они добрались до подвального этажа под Лабиринтом и прошли через складское помещение, где на стеллажах громоздились припасы для глэйдеров. В прохладной темноте подвала Тереза поежилась, потерла покрытые мурашками руки. Каталка подпрыгивала на неровном цементном полу, Томас вздрагивал во сне, по его лицу пробегала гримаса отчаяния.

На дне лифтового колодца покоился огромный металлический куб.

Ящик.

Глэйд располагался всего двумя этажами выше, но глэйдерам внушали, что путь сюда очень труден. Это вызывало в мозгу всевозможные чувства, паттерны всяческих эмоций и реакций – от смятения и замешательства до откровенного ужаса, – что давало возможность врачам приступить к определению участка поражения. Такой же путь завтра предстояло проделать и Терезе. Она придет в себя, сжимая в руке исписанный листок. Впрочем, жуткие полчаса в темноте она проведет в коме, а Томас очнется в Ящике в полном одиночестве.

Охранники установили каталку рядом с Ящиком, со скрежетом подволокли к нему высокую металлическую лестницу и неловко взобрались на ступени, подхватив Томаса под мышки. Тереза не вызвалась помогать, упрямо наблюдала со стороны, по-прежнему стараясь побороть всплеск отчаяния.

Кряхтя и переругиваясь, охранники втащили Томаса на вершину Ящика. Тереза поглядела на спокойное лицо с закрытыми глазами и мысленно обратилась к другу, хотя и знала, что он не услышит: Мы поступаем правильно, Томас. До встречи на той стороне!

Охранники с усилием опустили Томаса в Ящик, и бесчувственное тело гулко стукнулось о металлический пол.

Тереза повернулась и пошла прочь. За спиной раздался скрежет металла по металлу, грохот закрывающейся двери. Томас остался наедине со своей участью.

Глава 1

Тринадцать лет назад

Марк проснулся, дрожа от холода, – странное, забытое ощущение.

Бледный свет зари сочился сквозь щели в бревенчатых стенах хижины. Марк нащупал одеяло из лосиной шкуры – два месяца назад он в одиночку убил гигантского лося и очень этим гордился. В мире вечной жары одеяло служило для красоты, а не для тепла. Впрочем, в последнее время жара начала спадать, утренний холодок пробирался в те же щели, что и свет. Марк подтянул одеяло до самого подбородка и перевернулся на спину, зевая во весь рот.

У противоположной стены хижины – всего в двух шагах – мирно спал Алек, громко всхрапывая. Бывший солдат обладал угрюмым характером и редко улыбался, разве что тогда, когда в животе у него громко урчало. А вот сердце у Алека было золотое. Грубая натура старого вояки никого не пугала и не отталкивала, ведь они уже целый год провели бок о бок, вместе с Ланой, Триной и остальными. Марк схватил ботинок и запустил им в спящего.

Солдатская выучка не подвела, и Алек с громовым ревом вскочил с постели.

– Что за черт! – прорычал он, но Марк ловко швырнул в него второй ботинок. – Ах ты, крысячья печень! – беззлобно буркнул Алек, глядя на Марка прищуренными глазами, в которых таилась смешливая искорка. – А если б я тебя ненароком пристукнул? Чего пристал, говори?

Марк с притворной задумчивостью потер подбородок, затем прищелкнул пальцами.

– Ну, надо ж было тебя как-то заткнуть, а то расхрапелся, аж ушам больно. На боку спать не пробовал? И вообще, как бы ты здоровье не подорвал. Того и гляди, подавишься во сне.

Алек хмыкнул и сердито забормотал что-то себе под нос. До Марка долетали обрывки фраз: «да чтобы я еще раз…», «оно мне надо…», «целый год мучился…».

– Эй, сержант! – окликнул Марк, прекрасно понимая, что испытывает терпение старого вояки. Алек терпеть не мог, когда его называли сержантом. Он давно вышел в отставку и ко времени солнечных вспышек работал по контракту в оборонном ведомстве. – Сам знаешь, тебе без нас не уцелеть. Ладно, не злись, давай забудем, а?

Алек натянул рубаху и насупился. Мохнатые брови гусеницами сошлись над переносицей.

– Эх, пользуешься ты моей добротой! – пробурчал он, незлобиво отвесил Марку подзатыльник и, громко топая, вышел из хижины.

Несмотря на недовольство Алека, все по-прежнему считали его солдатом и защитником