Тучи сгущаются - Лориана Рава

и население растёт, города растут, да и продавать зерно нам было бы нелишне. Может, дело в том, что наши изобретения дальше нашей страны не идут? Никто у нас ничего не заимствует? А если бы их заимствовали европейцы, мы и сами бы к себе относились иначе, не как к вечным ученикам, как это повелось со времён Великого Манко?

Асеро сморщился, вопрос о европейцах ему сейчас поднимать не хотелось.

-- Не знаю, Киноа, сложный вопрос. Главное, что и ты, и я понимаем: останавливаться на достигнутом нельзя. А что этого не понимают разные неумные люди -- не так важно.

Киноа ушёл. К Асеро подошла Золотая Кружевница и сказала:

-- Государь, неужели ты не боишься простой вещи? Ты ведь знаешь, о чём говорит Слепой Старец -- что если выполнить заветы Манко Капака в полном объёме, то правители как таковые станут не нужны?

-- Во-первых, пока у нас есть враги, всё равно будет армия, будет оборона и разведка. А врагов у нас не будет разве что при внуках моих внуков, да и то вряд ли так скоро. А хозяйственным планированием кто-то должен будет заниматься всегда.

-- А подумай о своём потомке, который останется не у дел? Тебе его не жаль?

-- А почему его должно быть жаль? Может, он вполне будет счастлив предаться вместо государственных дел каким-нибудь учёным занятиям. Что тут такого ужасного?

-- Государь, ты слепее Слепого Старца! Так это потеря всех привилегий!

Асеро пожал плечами:

-- Невелика потеря, если при этом не отнимают ни жизнь, ни свободу, ни здоровье, ни честь. А ты, видать, боишься, что тебя разжалуют в простые мастерицы, и кружева тебе больше не носить?

-- Настанет день, и ты пожалеешь об этом разговоре, Государь.

-- Сказав это, Золотая Кружевница удалилась.

Вышла Луна с корзинкой, в которой лежали грязные туники и платья.

-- Посмотрим, что она запоёт, когда мы в этой штуке свою одежду постираем. И ведь не порвётся ничего, нет у нас кружев, а вышивки мы давно заменили набивными тканями.

-- Только мою парадную вышитую тунику лучше в агрегат не запихивать. Кстати, если такие штуки и в самом деле получат распространение, то от вышивок придётся отказаться.

-- Да, в общем, и так надо. Набивка тканей её вполне заменяет. Но иные не хотят отказываться от традиций, иными словами, просто выпендриваются. Как будто человек в вышивках чем-то лучше человека без вышивок!

-- Я это понимаю, ты это понимаешь, а что делать?

Подошла мать Асеро. Она сказала:

-- Что-то тут народу многовато, что ты всех сюда привёл, есть же баня для охраны.

-- Мама, там ремонт, будет готова через два дня, а я не могу так отложить испытание... Неудобно.

-- Значит, об их неудобстве ты беспокоишься, а о старой матери -- во вторую очередь. Хоть бы предупредил, что гости.

-- Прости, мама, я ещё утром не знал, что так понадобится, но я же не простой обыватель, который может иметь гарантированный покой. Впрочем, даже если простой обыватель регулярно оказывается слишком ленив, чтобы пожертвовать отдыхом ради установления справедливости, это всегда плохо кончается.

-- Да это так, сын мой. Ты истинный потомок Манко, не обращай внимание на ворчание глупой старухи.

Зрители с любопытством рассматривали металлическую бочку, которая была присоединена к водопроводной трубе. Рядом же стояла кастрюля с горячей водой. Медокачка объясняла.

-- Итак, положить бельё, положить налить жидкого мыла, И залить водой. Нужно также добавить горячей для нужной температуры.

Славный Поход спросил:

-- А вторую трубу с горячей водой сделать нельзя?

-- Отчего же, можно. Но для этого нужно её тоже подводить. К тому же баня должна работать.

-- Для нас это самое то. Воины моются, а их одежду тем временем стирают.

-- Тогда напор увеличивать надо, -- сказал водопроводчик, -- если таких в городах будет много, все трубы надо менять на более объёмные.

Медокачка продолжила:

-- Итак, когда всё залито, то можно крутить ручку.

Медокачка стала крутить ручку, приделанную сбоку к бочке, вода в баке стала крутиться вместе с закинутым туда бельём, Асеро стало даже тревожно: как-то рискованно остаться почти без всего гардеропа с одни платьем, которое на нём.

-- Не вижу никакого смысла, -- сказала мать Асеро, -- что так напрягаться, что эдак.

-- Спину так не ломит зато, -- сказал Медокачка, -- только руки устают, но это легче.

Мать Асеро ничего не ответила.

Когда Медокачка показала ещё, что при более быстром вращении отжать можно лучше, чем на руках, Славный Поход пришёл в восторг. Тем более что тут всё обошлось без аварий и ни одна вещь не порвалась.

-- Значит, одежда не будет сохнуть целыми днями. Заказываю сразу пятьдесят штук! Где Киноа, сейчас всё тут же и оформим.

Довольная Луна шла вывешивать в саду одежду, радуясь, что ещё несколько дней не надо будет думать о стирке. И о том, что скоро у них обязательно появится столь полезный агрегат. Конечно, это всё время займёт, нужно создать мастерскую... Тем временем Асеро сообщили, что Небесный Свод оправился настолько, что можно созывать Носящих Льяуту.

Вечером после ужина, когда Асеро, уже не ожидая посетителей, взял молоток и гвозди, чтобы починить скамейку в саду, к нему пришла Золотая Кружевница:

-- Асеро, пожалей меня. Киноа разжаловал меня в простые кружевницы и высылает из столицы. Скажи ему, чтобы уж если высылает... то хоть начальницей...

-- Ничего такого я говорить ему не буду. И сам бы тебя в начальстве не оставил -- жалко твоих подчинённых.

-- Но ведь это унизительно! Была начальница, а теперь никто!

Асеро приставил гвоздь к скамейке и приноравливался к удару.

-- Значит, простая мастерица для тебя -- никто? Тогда тебе точно нельзя быть начальницей.

Ударив, Асеро добавил.

-- Или ты просто мастерство своё прежнее растеряла?

-- Нет, конечно, делать кружева, и даже ткать и прясть я не разучилась, но ведь надо мной смеяться будут!

-- Насмешки не так страшны, как тюрьма. А ведь у Медокачки дом и семья, каково было бы её детям, если бы мать села твоими стараниями? На месте Киноа я бы с тобой поступил бы ещё круче. Но он не хочет скандала, да и вообще снисходителен к людям.

-- Медокачка -- это Медокачка, то, что легко перетерпеть ей, никак нельзя применить ко мне.

Асеро чуть по пальцам себе от такого не ударил.