Страх - Анастасия Пименова

спас её с того света? – мужчина усмехается. Мы с доктором переглядываемся, и он первым разрывает зрительный контакт, опуская взгляд, словно… испытывает сожаление. Почему он испытывает сожаление? – Наоборот, Эйви должна быть тебе благодарна. Да, Эйви?

Молчу, понимая, что чуть не умерла. Я была так близка к этому, но они не дали вновь освободиться мне, умереть.

– Ладно. Раз Эйви не настроена на беседу, то усыпи её. Как только ей полегчает, то я заберу её.

Мистер Родригес подходит к койке, где я лежу, и вводит содержимое иглы в одну из трубок.

Я лишь смотрю на него, желая, чтобы он вновь взглянул на меня, чтобы помог… Но этого так и не происходит.

Доктор после проделанной работы спешно покидает эту палату, оставляя нас с Дэрилом наедине на короткие минуты, когда я чувствую, как меня вновь клонит в сон.

***

В следующий раз прихожу в себя уже в знакомой обстановке, на матрасе и в одежде.

Боль понемногу отступила, но я всё равно морщусь и приспускаю штаны, понимая, что швы ещё на месте, но уже всё выглядит более зажившим.

Сегодня меня впервые не приковали. Вероятно, Дэрил окончательно понял, что мне не сбежать.

Когда я попыталась подняться, то поняла, что это ещё и по другой причине. Все движения вызывают адскую боль!

Прикрываю глаза, часто дышу, стараясь как-то с этим справиться, и только спустя время подхожу к двери и дергаю ручку.

Конечно, закрыто. На что ещё я рассчитывала?

Рядом, внизу, стоит тарелка с едой и стакан воды. Беру и то, и другое, возвращаясь на матрас.

Ем, пытаясь заглушить рвотные позывы, которые стали неотъемлемой частью приема пищи. Ранее я полагала, что это пройдет, но нет.

Выпила воду и легла на матрас, понимая, что на боку или, тем более, на животе не могу лежать из-за боли.

Много думаю, ведь только это и остается. Удивительно, но боль немного отрезвила, будто в чувство привела.

Я снова в состоянии мыслить, правда не знаю, насколько меня так хватит.

Сегодня, сейчас, я благодарна и за это короткое мгновение просветления. За возможность думать, за возможность чувствовать, за возможность быть. Даже если завтра все это исчезнет.

Дни вновь превращаются во что-то бескрайнее. По ощущениям, я очень долго нахожусь одна. Про меня будто забывают в очередной раз, но я знаю, что это не так. Рано или поздно Дэрил вернется и всё начнется заново.

Думаю уже о том, что желаю этого. Да, я хочу, чтобы в очередной раз он нанес удар также сильно, как в прошлый раз, прекратив тем самым мои мучения. Ведь я больше не хочу испытывать боль.

Я всё ещё не пожиратель, значит, они продолжают подмешивать мне в еду кафоликон.

В один из приемов такой пищи я вдруг понимаю, что меня сильно клонит в сон.

Позже уже догадываюсь, что мне в еду подмешали снотворное, когда прихожу в себя на матрасе. Первым делом – полностью осматриваю, не понимая, для чего это нужно было.

Швы. Их сняли, остался только длинный шрам. Пожалуй, самый длинный из всех, что теперь есть на моем теле.

Мысленно соотношу заживление такой раны, прибавляя к этому операцию и дни, что провела в другом месте. Внутренне содрогаюсь, когда думаю о месяцах.

Вероятно, я провела в руках этого ублюдка уже более полутора лет. Страшная цифра, которая заставляет меня заново испытывать приглушенное до этого чувство. Страх. Сколько времени прошло, сколько потеряно…

Полтора года, возможно, даже больше… Целая вечность.

Каждая минута, каждая секунда, проведенная в его власти, отпечаталась на коже, впиталась в кости.

И что осталось от меня теперь? Искалеченная оболочка, в которой едва теплится искра былой жизни и которая уже почти окончательно погасла.

В горле пересыхает. Я закрываю глаза, пытаясь унять дрожь.

Синий, к-коричневый… бежевый…

Усмехаюсь и понимаю, что в этом больше нет никакого смысла. Для чего мне себя успокаивать? Для чего приводить в чувство?

Теряюсь во времени и не понимаю уже когда сплю, когда бодрствую. Даже иногда забываю принимать пищу, только позже, когда вновь прибываю в разуме, то съедаю всё, что накапливается.

Селин и Дэрил возвращаются, приступая к тому, что они делают только вдвоем. Режут и сыплют соль, втирая её.

Я кричу, как и обычно, до тех пор, пока не срываю голос.

Эти раны они оставляют меня залечивать самостоятельно, оставляя тазы с водой и тряпками. Промыть раны от остатков соли кажется ещё большей пыткой. После этого я долго не могу спать, потому что ноющая боль не позволяет даже сомкнуть глаз.

Однажды, смотрю на таз с водой и беру его в руки, поднимая с усилием и ставя совсем рядом.

Сажусь на корточки и просто опускаю в воду лицо, держа глаза при этом открытыми и пока задерживая дыхание.

Мысли мечутся между собой и в этот раз их там сотни.

Кричу, но мой крик прерывается из-за воды.

Дыхание заканчивается, и я делаю первый вдох прямо в этом тазу с водой, ощущая, как в легкие попадает жидкость. После ещё раз, уже глубже, желая, чтобы это сработало.

Сознание начинает мутнеть, образы плывут.

Боль в груди нарастает, становится пульсирующей, оглушающей. Кажется, что каждая клетка тела отчаянно протестует против этого насилия, против чуждой стихии, вторгающейся в самое нутро. Но я держусь.

Сжимаю кулаки и сильно зажмуриваюсь, чтобы в следующее мгновение ударом отодвинуть таз с водой.

Кашляю, содрогаясь на полу и выплевываю скопившуюся в легких воду.

Внутри всё горит, когда я начинаю рыдать, понимая, что не смогла. У меня не получилось. Ещё бы немного… совсем немного.

Обхватываю себя руками, продолжаю так и лежать, когда капли воды стали стекать с лица.

Думаю лишь о том, что стоит попробовать снова. Рано или поздно у меня должно получиться.

Я не хочу больше всё это терпеть. Не хочу чувствовать боль. Не хочу больше жить.

Глава 26

Таз с водой мне больше не приносили, так как ранений никаких не наносили. Стоит только дождаться очередного момента, когда это случится и тогда попробую.

Мысли тут же возвращаются к расплывчатому образу Тоби. Он бы не простил мне, не простил, что я собираюсь оставить его, бросить, но иного выхода я не вижу.

Мне жаль.

Слез нет, только одно принятие и слабая надежда на то, что с моим братом всё будет хорошо.

Где-то внутри чувствую вину и то, как эта вина разъедает сердце, но я терплю. Это терпеть легче, чем нескончаемые мучения.

Теперь