Таких не берут в космонавты. Часть 3 - Андрей Анатольевич Федин

Он указал на рояль.

— Обычное фортепиано, — сказал я. — Ничего страшного.

Пожал плечами.

— М-да, уж, — выдохнул Алексей. — Ничего…

Он вновь нахмурился.

Я повернулся лицом к Черепанову (а заодно и к окутанному полумраком зрительному залу). Невольно затаил дыхание при виде огромного количества сейчас пустующих кресел — моё воображение мгновенно заполнило зал людьми: те выжидающе замерли, устремили на меня свои любопытные взгляды. Я представил, как посмотрят на меня сотни пар глаз. Ощутил пробежавшую по телу бодрящую энергию. Не сдержал улыбку, вздохнул полной грудью и чуть зажмурился. Заметил: Черепанов тоже взглянул на зал — увидел, как Лёша вздрогнул и поёжился, словно в лицо ему дохнуло холодом.

— Вася, а может… без меня? — спросил Алексей.

— Что, без тебя? — уточнил я.

— Ну… может, ты без меня выступишь здесь на концертах? — ответил Черепанов.

Он заглянул мне в глаза.

Предложил:

— Или попроси Иришку — она тоже неплохо играет на пианино.

Черепанов пожал плечами.

— Иришка теперь актриса, — напомнил я. — Она учит роль отважного молодогвардейца. Играет на сцене вместе с Генкой Тюляевым. Так что на помощь Лукиной в этом деле надежды нет.

Лёша снова бросил взгляд на безлюдный зал, судорожно сглотнул.

— Вася, мне кажется, — произнёс он, — что и от меня здесь толку не будет. Не моё это дело — выступать на сцене. Я даже своё имя от страха забуду, когда на всех этих креслах появятся люди.

Алексей покачал головой, сказал:

— Их же будет здесь почти тысяча! И все посмотрят на нас… на меня. Мне сейчас-то здесь жутко. Не представляю, как выйду сюда во время концерта. Это всё… как ночной кошмар.

Лёша указал рукой в зал — мне почудилось, что его растопыренные пальцы чуть вздрогнули. Я улыбнулся и взглянул на обитые красной тканью кресла первых рядов. Бабушка мне всегда говорила, что именно там обычно сидели «самые важные» гости концертов. Она говорила, что пригласительные билеты на эти места таким гостям выдавал отдел культуры. Я и сам в детстве замечал, что с первых рядов на меня частенько посматривали «узнаваемые» лица — я их уже видел раньше либо в газетах, либо на афишах, либо в гостях у моих родителей. Я вспомнил, что со сцены даже дважды смотрел на сидящего в первом ряду Никиту Сергеевича Хрущёва.

Рядом со мной тоскливо вздохнул Черепанов.

Я посмотрел на него и тихо сказал:

— Лёша, я сейчас озвучу тебе очень важную информацию. Секретную. Пообещай, что ты никому её не перескажешь. Даже Наде Степановой. Даже своим родителям. Потому что за разглашение такой информации нам с тобой могут…

Я приподнял брови и провёл указательным пальцем по своему горлу.

Черепанов вздрогнул. Он тут же покачал головой.

— Я… никому, — заявил Лёша.

Он снова нервно сглотнул и спросил:

— Так может, не надо… мне ничего рассказывать?

— Надо, Лёша, — сказал я. — Хочу, чтобы ты понял, почему для меня так важен этот концерт в честь юбилея нашего города. Хочу, чтобы ты подумал и решил: нужен ли этот концерт тебе.

Черепанов дёрнул плечом.

— Тогда… ладно, — выдохнул он. — Говори.

Я приблизился к Алексею и едва ли не на ухо ему сказал:

— На празднование юбилея нашего города приедет Юрий Гагарин.

— Кто?

— Гагарин. Первый космонавт Земли.

Лёша поднял на меня глаза.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

Я усмехнулся.

Мысленно произнёс: «Ты сам мне об этом рассказал, Лёша. Тогда: в две тысячи тринадцатом году, в Нью-Йорке. Сказал, что видел Гагарина собственными глазами».

Я заглянул Черепанову в глаза.

Алексей растерянно моргнул.

— Мне об этом рассказал друг, — признался я. — По секрету.

Я показал рукой в зал.

— Только представь, Лёша, — сказал я, — Гагарин сядет где-то вот там, в первых рядах. Ты увидишь его вживую, не на картинке. Он будет всего в нескольких метрах от сцены. Мы с тобой его хорошо рассмотрим. Представляешь?

Черепанов взглянул на спинки кресел первого ряда, схватился за голову.

— Представил, — пробормотал он. — Ещё и Юрий Гагарин здесь будет. Только этого мне и не хватало…

Глава 21

Три месяца спустя.

22 мая 1966 года. Дворец культуры имени С. М. Кирова

* * *

Я сидел на деревянной лавке в арьерсцене. Вдыхал растворённый в воздухе табачный дым. Прислушивался к пению женского хора «Ударницы», что доносилось со сцены Дворца культуры имени Кирова. Слушал ровное биение своего сердца.

Слышал и беседу сидевших рядом со мной участников ансамбля художественной самодеятельности «Буревестник», чьим солистом я числился с конца февраля этого года.

Парни обсуждали состоявшиеся сегодня в Кировозаводске праздничные мероприятия. Я чувствовал по их голосам: музыканты нервничали перед выходом на сцену.

— Эдик, ты уже видел Гагарина?

— Когда? Я с самого утра здесь, вместе с вами. Моя сеструха его видела. Сегодня днём. Уже доложила мне об этом. Видела Юрия Алексеевича издалека, почти не рассмотрела его лицо. Говорила, что он маленького роста. Он с трибуны выступал, на площади Дзержинского. Там народу было — мама не горюй! Сеструха рассказала: все норовили пробраться к трибуне и к Гагарину поближе. Чуть не случилась давка.

— Зря мы не пошли.

— Да ладно. Все ноги бы нам оттоптали.

— Эдик, а здесь, в зале? Здесь ты уже посмотрел на него?

— Не-а. Я выглядывал в зал. Но отсюда его не видать.

— Девчонки говорили: он в первом ряду сидит. В центре.

— Не. Я не увидел.

— Сейчас увидим. Со сцены.

— Ага. Посмотрим на него.

— Что-то я волнуюсь, парни.

— Все волнуются. Не ты один.

— Все, кроме нашего Васи. Вон, смотрите. Его как будто и не волнует, что нас сейчас сам Гагарин будет слушать.

— А чего ему волноваться? Он ещё малым был, когда в Кремле выступал. Он же сам нам об этом рассказывал.

— Вась! — окликнул меня звонкий голос Эдика.

Я посмотрел на парней из ансамбля — те нервно переминались с ноги на ногу, пыхтели сигаретами.

Эдик меня спросил:

— Вася, ты совсем не волнуешься?

Парни скрестили взгляды на моём лице.

Я пожал плечами и ответил:

— Чего мне волноваться? Мы с вами на эту сцену уже не