Феодалка - Полина Верано

получила отказ, осталась без работы, и они побежали искать, что за незнакомый конкурент обошел их. Увидели новые чернила, послушали про их чудо-свойства. Может, даже увидели образец. (А я сама рекомендовала настоятелю рекламироваться с их помощью! Лучше бы держал в секрете!) Они поняли, к чему можно прицепиться: “происки демонов”, и решили нажаловаться в Святой суд. Конечно, и сами были бы не против заполучить демонские секреты.

Этим секретом я попытаюсь поторговать через епископа Акоридского. Или как его? Это, наверное, то преподобие, который все время возражал. Только как с местными технологиями сделать хотя бы пишущий шарик?! Не говоря о пластике и нужной консистенции пасты.

Так, значит, что было дальше? Суд подключился, настоятеля сняли за колдовство и знакомство с демонами. Весь город гудел от этой новости, и только я была не в курсе, потому что слишком редко ходила на проповеди.

А вот герцогиня – Марселева пассия – слышала про это, и когда слуга вернулся к ней и пересказал мой разговор с Каидо, она сложила два и два и с горячей новостью полетела к священникам: смотрите, мол, я знаю, кто тут демон! Эх, говорили же мне, что она так просто не отступится и любую мелочь использует.

За окном погода испортилась. Всю ночь выл ветер и пахло дождем. Но это было лучше, чем затхлый тюремный воздух. Я завернулась в жесткое шерстяное одеяло и улеглась на деревянную, грубо сколоченную койку и попыталась уснуть.

Всю ночь провела в полудреме. Мысли путались и смешивались со снами, создавая причудливые образы. То мне казалось, что я уже дома и рассказываю обо всем Мише и Федору, а они обещают переправить коробку ручек в плату за мое вызволение. То Каидо приходит на суд свидетелем в мою защиту, а ему объясняют, что свидетели не принимаются, такую практику еще не ввели, и вообще все уже решено, осталось только смириться…

Видимо, под утро я все-таки уснула. Разбудил меня лязг ключей в огромном ржавом замке. Я еле разлепила глаза. Все тело ломило после жестких досок.

Вошел тюремщик, усталый и безучастный. За его спиной в двери маячили стражники. Тюремщик налил воды в кувшин и вынес содержимое таза.

– Сейчас завтрак принесу, – буркнул он себе под нос, уходя.

Я рискнула окликнуть его в дверях и попросить пергамент и чернила. Он, не реагируя, вышел вон и закрыл дверь. Но все же принес необходимое вместе с завтраком. В миске был кусок хлеба и пармезан. Я накинулась на него и смолотила в один присест. Здесь он считался сыром для бедных, и я его не покупала, хотя раньше он мне нравился.

Подкрепившись, я села писать. Решила начать с алькальда. Если подумать, он мог бы сейчас мне помочь. Из всех моих знакомых у него больше всего власти. Но пергамент был слишком маленький, права на ошибку у меня не было. А так же не было представлений о местном деловом стиле, и что вообще уместно писать в таких случаях.

За обдумыванием письма меня застал еще один посетитель. Это был один из преподобий из зала суда.

– Епископ Акоридский, если не ошибаюсь, – поприветствовала я его сквозь решетку двери.

– Он самый, – криво улыбнулся епископ и сложил из рук символ арки. Сейчас я могла разглядеть его вблизи с откинутым капюшоном. Он был достаточно молод для такого звания, лет тридцать-тридцать пять. Золотая фибула на плаще, много перстней на руках. Надо же, какой пижон. На бледном лице тонкие усики и бородка, выражение снисходительно-ироничное. Вот так и читалось, он тоже ни на грош не верит в это демонство, но будет до последнего играть роль. А еще ему что-то надо. Что-то прозаическое и приземленное, вроде денег.

– Я отвлек вас, вы что-то писали? Занимаетесь делами или стихи слагаете?– промурлыкал он, взглядом указывая на стол.

– Ничего важного, всего лишь прошение к алькальду Саграды, – в тон ответила я.

– А вот этого не нужно! – сказал он, сгоняя с лица улыбку. Выражение стало сухим и жестким.

– Почему? – удивилась я.

– Чем меньше людей знает о вашем местопребывании, тем проще мне будет помочь вам! Если пойдет слух, и дело получит огласку, вмешаются другие силы, на которые я не смогу повлиять! И вас казнят! Публика, знаете ли, требует крови и Святой суд в этом ей не откажет. А демонов у нас давненько не казнили!

– Но вы же понимаете, что это чушь! Я никакой не демон и не одержимая! Это просто недобросовестная конкуренция! – попыталась я ввести новое понятие в юриспруденцию. Слово “недобросовестная” звучало на местном диалекте понятно, хотя чужеродно. А “конкуренция” и вовсе отсутствовало.

Епископ не стал выяснять значение новых слов, только пожал плечами в ответ на мое умничанье.

– Я понимаю, и что? Надо, чтоб все это понимали. Мало быть невиновной, надо еще и выглядеть таковой.

– Что вы предлагаете? Что я должна сделать?

– Для начала, никаких писем и визитов! И жениха своего удержите от необдуманных поступков, таких как штурм тюрьмы, например!

– Каидо? Он ранен и еще ничего не знает…

– Отлично! Я позабочусь о нем. Пошлю своего лекаря… А вы не пишите ничего, кроме, разве что, распоряжений по хозяйству. Тем более алькальду. Он все равно предпочитает воздерживаться от участия в делах церкви. Своих слуг предупредите, чтоб сплетни не распускали. Пускать к вам будут только одного, чтоб вы могли отправлять распоряжения, вести хозяйство и оплачивать долги, если есть. Для всех остальных – вы срочно отбыли по делам в имение.

– Хорошо, я поняла... Как будем действовать?

– Вам нужно встретиться с господином Арнольдо Виллановским. Он озвучит условия освобождения. Скорее всего, захочет узнать секрет ваших чернил.

– Этот господин Виллановский – глава гильдии алхимиков? – уточнила я. Епископ Акоридский усмехнулся.

– Гильдия это всего лишь ремесленники! Святой суд не станет к ним прислушиваться. Господин Арнольдо знатное лицо и их покровитель. И вы ему сильно дела подпортили. Но все еще можно исправить, я устрою вашу встречу. А вы помните, что я вам сказал.

Епископ ушел, я снова осталась одна, размышлять и считать время. С улицы доносился бой часов на башне ратуши. Немытые волосы выбились из прически и висели паклей. Хоть бы тут блох каких-нибудь не подцепить. Мышей, кажется, не было, только комары залетали с площади, спасаясь от дневной жары.

После полудня пришел Марсель.

– Ох, ваша милость,