Улицы Броктон-Бей - Pavel2311

было неудивительно. Многие лишились жилья, потеряли близких, остались без работы и, как результат, оказались на улице. Потерять крышу над головой, увидеть, как рушится знакомый мир, хоронить близких, а потом в одночасье обнаружить себя ненужным, выброшенным за борт привычной жизни — этого было достаточно, чтобы стереть ту грань, что отделяет человека от зверя.

Но мне удалось добраться до места без приключений.

За эти полные событиями полгода я вывела свои навыки на новый уровень. Я научилась активно манипулировать микробиомом пространства, выпуская облако симбиотических бактерий и дрожжей, которые я удерживала в активном состоянии в радиусе примерно шестидесяти пяти футов вокруг себя. Эти микроорганизмы действовали как триллионы живых датчиков. Сталкиваясь с объектами или потоками воздуха, они посылали обратные химические и кинетические сигналы, которые мое сознание интерпретировало в объемную картину. Органические материалы — например, человек, спрятавшийся за углом, — давали яркий, четкий отклик. А вот неорганические объекты вроде стен или металлических балок были похожи на размытые тени, чьи очертания мне приходилось достраивать по движению микробных потоков вокруг них.

Мысль о полной трансформации своего тела в другой, более устойчивый организм, с возможностью обратной метаморфозы, мелькала у меня в голове все чаще. Я пока откладывала это в долгий ящик, но уже мысленно прикидывала варианты, словно походя составляя список покупок. Безопасность дорогого стоила.

А вот и вход в подземную парковку.

Интерлюдия

Панацея, подходя к зданию, не заметила маленькую летающую камеру, стилизованную под золотистый снитч, что парила в воздухе примерно в ста футах над крышей парковки. Ее органические датчики ничего не могли поделать с безжизненным пластиком и кремнием на такой высоте.

Зато сигнал с этого снитча четко прошелся по защищенным каналам, и спустя мгновение отобразился на одном из многочисленных мониторов в комнате, расположенной в нескольких километрах от доков. Комната была завалена всевозможной электроникой, платами, проводами и пахла паяльной кислотой и остывшим кофе.

Перед мониторами сидел худощавый молодой человек. Он уставился на экран, на котором в полумраке вечерних сумерек четко виделась фигура девушки, заходящей в здание подземной парковки.

— Что за черт? — пробормотал он, отодвигая банку с энергетиком. В его голове защелкали невидимые шестеренки, пытаясь сопоставить появление незнакомки со всеми известными ему кейпами. Ответа не было, и от этого становилось тревожно и… интересно.

Конец интерлюдии

Я уже была на подземной парковке. Воздух здесь был спертым и пахнущим тихой сыростью, и эхом моих экспериментов. Я приближалась к зияющей провалом шахте лифта. Оттуда знакомо тянуло сквозняком. Сама кабина лифта застряла где-то глубоко внизу, на дне шахты.

И в этот момент в кармане моей куртки беззвучно завибрировал телефон. Работа Сплетницы — именно она тогда мне вместе деньгами всучила мне этот кусок пластика, пробормотав что-то о «необходимых инвестициях в коммуникацию». Я замедлила шаг, скользнув рукой в карман, и прижала трубку к уху.

— Да, — ответила я приглушенно.

— Мисс Лавер? — произнес узнаваемый голос. Голос того чернокожего джентльмена, да знаю я знаю — это Томас Кальверт, он же Выверт, из кафе на набережной, с которым разговаривала в тот злополучный вечер, когда встретилась с Фортуной.

Я коротко бросила, — Слушаю.

— Если сочтете возможным, то было бы чрезвычайно интересно встретиться и обсудить планы взаимовыгодного сотрудничества, — его тон был безупречно вежливым, — Собрание, стоит отметить, будет несколько расширенным.

Расширенным? Ну это не Бином Ньютона, совершено точно мое послезнание канона подсказывало, что на собрании будут Неформалы и Скитальцы. И собрание будет посвящено дележке пирога «Броктон-Бей».

— Я рассматриваю такую возможность, — пауза была рассчитанной. Я смотрела в черный провал шахты, — Пришлите адрес.

— Безусловно. Приятного вечера, мисс Лавер.

Связь прервалась. Я опустила телефон. Сделав последний шаг, я остановилась на краю темного провала, всматриваясь провал. Пора было спускаться.

— Пигги, — позвала я химеру, — давай спускаться.

Мы с Пигги добрались до пещеры с подземным озером. Когда-то голый и сырой грот, превращенный мной в этот странный сад. Толстые, упругие лианы, выведенные мной же, оплетали стены и наползали на свод, создавая живую, дышащую опору. Воздух пах влажной землей и сладковатым соком растений.

Я уселась на гриб, который принял форму, удобную моей спине, и наконец перевела дух. Мысль вернулась к тому, что я натворила наверху.

Зачем я создала образ Белой Лилии? Ну, не знаю. Не самая логичная идея, но она была моей. Что-то вроде последнего «пока» городу, в котором я впервые открыла глаза. Может, перед тем как убраться подальше, я хоть чем-то смогу помочь тем, кто просто оказался под рукой — обычным людям, которые точно не виноваты в том, что Служба контроля параугроз, слегка подначиваемая правительством, вдруг решила объявить мне войну.

Пигги хрюкнула, обернувшись вокруг моих ног. Да, план так себе. Но он был мой. И в моем нынешнем положении это было уже что-то.

Интерлюдия

Не только Панацея, но и другие держали в голове образ светлой девушки.

Вечерний чай в гостиной тянулся неспешно. Миссис Миллер аккуратно поставила фарфоровую чашку и, глядя куда-то в окно, где сад погружался в сумерки, сказала с лёгкой, почти невесомой небрежностью — Сегодня меня остановила Кармен. Говорит, видела тебя в парке с какой-то светленькой девушкой. Интересная, говорит, внешность.

Карлос, до этого мирно клевавший носом над учебником по алгебре, вздрогнул и сделал вид, что поперхнулся чаем. Кашель получился неестественно громким.

— Ой, да не… — замялся он, отчаянно глядя в потолок. — Это… Триш. Мы вместе в Аркадии учимся.

— В Аркадии? — мать мягко подняла бровь, и в ее глазах вспыхнул живой интерес. — А Кармен сказала, вы смеялись над какой-то книжкой про старый Юг. Очень весело, по её словам.

Под смешок отца, доносящееся из кресла-качалки, защита Карлоса рассыпалась в прах. Он обречённо вздохнул, смирившись с неизбежным.

— Ладно… Её зовут Триш, — выдавил он, чувствуя, как уши наливаются жаром. — Мы в одном классе. Иногда вместе гуляем после уроков.

— Триш… Красивое имя, — миссис Миллер улыбнулась, и в её глазах заплясали тёплые искорки. — А родители её местные? Чем занимаются?

Карлос помрачнел.

— Она… она недавно переехала. Из Нью-Йорка. Родители её… погибли, — тихо сказал он, глядя на стол. — Сейчас она живёт с бабушкой и дедушкой.

В гостиной повисла короткая, почтительная пауза.

— А дедушка? — деликатно поинтересовалась миссис Миллер.

— Дедушка… он, вроде как, бывший военный, — ответил Карлос, пожимая плечами.

Из-за облака ароматного дыма раздалось одобрительное отцовское хмыкание. Мистер Миллер вынул трубку изо