Американец. Цена Победы - Игорь Леонидович Гринчевский

узнал, что его приятель, Станислав Гольденберг, потребовал увеличения финансирования на проектирование принципиально новой счётно-логистической машины, он обвинил его в эгоизме. Нет, не в обычном, разумеется, а в эгоизме ученого. Дескать, пусть мои исследования продвигаются, а до остального мне и дела нет.

Зал зашумел, судя по всему, тут были сторонники обеих точек зрения. Я же не мог дать волю своим эмоциям. Моя бы воля, я бы этого Соболева уложил на колено, да всыпал бы ремня так, чтобы неделю потом сидеть не мог. А вот Стаса с его идеей «контрольных сумм»[5], позволяющей проверять точность переноса данных, готов был просто расцеловать. Вообще их Институт только радовал. Уж не знаю, через год, два или три, но мы явно получим первый компьютер. Да, пока на перфокартах, а память и быстродействие будут ниже, чем у советского калькулятора, которым я пользовался в школе, но… Это же будет настоящий прорыв в области вычислений. И сделаем его именно мы!

— Давайте разберёмся. Прежде всего, спросим себя, а в чём заключается Победа? В каком случае мы сможем уверенно сказать, что победили?

Тут я сделал паузу, позволив слушателям выкрикнуть несколько идей типа «войдём в Берлин!», «повесим кайзера» и даже «перебьем всех немцев», после чего отрицательно покачал головой и продолжил:

— Нет, мои дорогие! Целью войны является построение лучшего мира после её окончания. Если этого удалось добиться — мы победили. Даже если наши солдаты не взяли вражескую столицу. И наоборот, мы можем занять всю территорию противника, но победа достанется не нам, а другим, может быть, даже и не воевавшим вовсе.

Народ снова зашумел. Идея была явно новой и даже необычной. Ну, так потому я это обсуждение и затеял. И не только для присутствующих. Вон, в углах сидят стенографистки, их записи потом расшифруют, отредактируют и опубликуют в газетах и журналах. Да и я сейчас говорю в микрофон не только для присутствующих. Мы организовали прямую трансляцию. И на волну Беломорского радио сейчас настроились жители Москвы и Петербурга, Киева и Минска, Варшавы, Риги, Одессы, Самары, городов Урала и Сибири. На Дальний Восток и Харбин решили не транслировать, там сейчас глухая ночь.

— Именно поэтому сейчас наши специалисты по сельскому хозяйству осваивают выращивание чая в той части Армении, что раньше была под турками[6], а наши горные инженеры разведывают хром в лесах и горах Африки.

Это вообще была эпическая победа. Никель-то мы и под Норильском уже добывали, и на Кольском полуострове в двух местах… Да и с норвежцами удалось договориться насчёт их месторождений. И марганца у нас хватало. А вот хрома начало не хватать. Вот я и «сложил два и два». Вспомнил слышанное в юности от студентов геологического факультета МГУ про Великую Дайку Родезии[7], заставил покопаться секретарей в энциклопедиях, и узнал, что сама Великая Дайка известна давно, а вот о наличии в ней руд пока никому неизвестно. Ну, и расторговал это с Карнеги, Джоном Пирпонтом Морганом и другими «акулами капитализма», являвшимися крупнейшими акционерами «United States Steel Corporation». Им-то хрома тоже не хватало. А вернее сказать — отчаянно недоставало. А уж вместе мы сумели выкрутить руки британцам. Я же выторговал себе всего седьмую часть. Мало? Ну, попробуйте получить больше, а я на вас посмотрю!

Тем более, что помимо доли в родезийском хроме и платине, я получал и побочные выигрыши. Британцы аккуратно набрали денег под «новые активы» и «разменяли» их на новые подлодки, самолеты, двигатели, медикаменты и боеприпасы из Соединённых Штатов. Так что я снова на этом немного заработал, а «лаймы»[8] — укрепили свой фронт, увеличив тем самым шансы на победу Антанты.

А уж самое отдаленное, но тоже приятное, это то, что теперь британцы имеют зуб на заокеанских «кузенов» не только из-за Канады, куда те влезли, что называется, с сапогами, но и из-за Африки. А деньги имеют свойство ссорить даже лучших союзников.

— Это всё не быстрые проекты, и новые продукты они могут дать лишь через годы, а я всей душой надеюсь, что Великая Война закончится раньше. Но новый чай, дополнительная сталь или добавочный хлопок, который сейчас осваивают в Ферганской долине, Кашгаре и Восточном Туркестане, они точно сделают мир лучше и богаче. А значит, они работают на нашу победу, на то, чтобы мир был лучше.

Ну, справедливости ради, делалось и другое, куда более близкое к делам фронта. Чернов, продолжая дело почти всей своей жизни, занимался модернизацией старых пушек, в том числе — снятых с кораблей и береговых батарей. А также германских, купленных я японцев.

Менделеев и Пороховщиков недавно показывали мне новую «четверку» в двух вариантах. Первый — с трёхдюймовой пушкой и противоснарядным бронированием. Ему бы еще и башню вращающуюся — был бы аналог знаменитого Т-34. Но, увы! Башню, в которую влезла бы здешняя пушка, ни один бронеход не увёз бы. К тому же местные конструкторы все как один были противниками того, чтобы пушка выходила за габариты машины. Вот и пришлось бронерубку не по центру ставить, а в корму, меняя местами с движком.

Только это вам не детский конструктор, где «раз-два — и поменял!», мы тут уже третий год бились, пока что-то приемлемое, наконец, получилось. А второй вариант был уже со 107-мм пушкой. Только вот ради большого калибра пришлось существенно поступиться бронированием. В «лоб» эта машина могла выдержать снаряд 20-мм пушки Беккера или нашего «эрликона». А все остальные участки обошлись противопулевым бронированием.

Сам я остался от этих поделий «сумрачного полночного гения» в смешанных чувствах. С одной стороны, они почти походили на привычные мне танки. А с другой — и скорости не те, и броня смешная. А при этом «сухая масса» — тридцать две тонны. Как раз столько, чтобы их с трудом, но их можно было возить на четырёхосных платформах. Правда, для этого приходилось слить всё горючее и воду из радиаторов, снять все пулеметы и боеприпасы. Даже ионисторы приходилось снимать и выгружать, везти в отдельном вагоне.

Впрочем, учитывая их цену, охранять в пути тот вагон придётся лучше, чем сами «коробочки».

Да и с самолётами всё двигалось семимильными шагами. Недавно мне даже показали макет цельнометаллического моноплана. Первый полет ожидался к концу весны, а там и о массовом производстве подумать можно будет. Насколько я помнил, в реальной истории переход к таким машинам пришелся уже на «тридцатые», так что опережаем мы и тут лет на пятнадцать-двадцать[9].

— И в первую очередь я обращаюсь к