Ненормальный практик 2 - Отшельник Извращённый

моем месте. Да что говорить, если Скворцов обводил вокруг пальца архимагистра Воронцова? Семнадцать лет! Так что какой спрос с курсанта-неофита, видевшего этого самого Скворцова лишь единожды? Тут грамоту бы выдать, за то что проявил гражданскую позицию и не прошёл мимо человека, попавшего в беду. Хотя, уверен, ничего такого мне не светит. Наказание будет. Сто процентов. Не может государственная машина спустить подобное, да и, чтобы другим неповадно было, и даже не вздумали сотрудничать со шпионами. Потому я был готов к любому вердикту.

И вот — утро. И началось оно не с кофе, да-да, мечтать не вредно, а с лязга засова и двух хмурых конвоиров в знакомой коричневой форме. Очевидно, ребята из той же конторы, что и полковник Бубновская.

— На выход, Волков, — буркнул усатый. — С вещами. Хотя, какие у тебя вещи…

Он прав. Вещей у меня — кот наплакал. Точнее, вообще не наплакал. Моя «шикарная» рабочая одежда, купленная на ярмарке, обгорела ещё в канализации. Скорее всего хранится теперь в вещдоках или её попросту сожгли. Академическую форму, оставленную в таверне Тихая Гавань тоже не вернули. Так что повезли меня в обычной тюремной робе из черно-белых полос. Не хватало только гири, пристегнутой к ноге. А не косплей ли это на зёбра? Да, именно через «ё». Так или иначе выглядел я, надо полагать, сногсшибательно. Красота. Ну хоть башмаки дали, ни ахти какие, но и на этом спасибо.

Наручники не сняли. Перековали руки за спиной, и всё. Удобно? Нет конечно. Конвоиры повели по гулким коридорам. Мелькали каменные стены, тусклые лампы, решётки на окнах. Атмосфера самый шик.

Вывели во внутренний двор. Утренний солнечный свет заставил поморщиться. Морозный воздух ударил в лицо. Декабрь, как-никак. А я в робе. Прелестно. Зато как взбодрило.

У ворот ждала карета? Ну-ну, конечно нет. Самый что ни на есть тюремный фургон. Если просто, то чёрный ящик на колёсах, с маленькими зарешеченными окошками под самой крышей. Ни гербов, ни ливрей. Всё строго, по-деловому. «Доставка особо опасных элементов общества» — так, наверное, написано в их путевом листе.

— Залазь, — подтолкнул конвоир в открытую заднюю дверь.

Забираюсь. Внутри — аскетизм в чистом виде. Две деревянные лавки вдоль стен, обитые жестью. Пахнет затхлостью и чем-то кислым — наверное, наследие предыдущих «пассажиров».

Усаживаюсь на лавке и дверь с лязгом захлопнулась, погрузив фургон в темноту. Конвоиры уселись спереди, отгородившись решёткой. Лошади тронули, фургон качнулся и покатил по брусчатке.

Едем. Куда? В суд, очевидно. Забавно, второй раз за последние пару недель везут под конвоем. Тенденция, однако. То пожар, теперь вот шпионаж… Что дальше? Покушение на императора? С моей-то «везучестью» — вполне возможно.

Сквозь щель в двери и крохотные окошки пробивались слабые лучи света. Фургон трясло на каждой выбоине. Сидеть на жёсткой лавке со скованными за спиной руками — удовольствие ниже среднего. Но не жалуюсь. Бывало и хуже. Гораздо хуже. Вспомнились тесные клетки, где приходилось сидеть скрючившись сутками, или грязные ямы, куда бросали в юности после неудачной операции… По сравнению с этим — комфорт. Можно даже медитировать.

О чём думает человек в такой ситуации? О прошлом? Будущем? О несправедливости судьбы?

Чепуха. Опытный думает о вариантах. Вариант первый: суд меня оправдает. Смешно, конечно, но мало ли. Вариант второй: меня обвинят, но приговор будет мягким. Тоже смешно, учитывая «британского шпиона». Вариант третий: приговор будет суровым. И вот тут уже надо думать: а насколько? Когда узнаю, тогда и буду действовать по плану «Б». Сбежать реально. Даже сейчас. Решётка между мной и конвоирами, как и наручники, меня не остановят. Конвоиров Двое. Не проблема. Можно обезвредить. Снять с одного из них одежду. А дальше — в городские трущобы. Затеряться, сменить внешность. В теории ничего сложного.

Однако, стоит ли? Вмешательство в поимку шпиона итак дело серьёзное. Побег из-под стражи только усугубит положение. Меня объявят в розыск по всей Империи. Никакой спокойной жизни, никаких тренировок, никакого планомерного восхождения. Постоянная оглядка, жизнь в тени. Нет. Пока не стоит дёргаться. Нужно посмотреть, как будут развиваться события. Возможно, у системы есть свои резоны. А может, приговор окажется не таким уж и страшным. В любом случае, план «Б» всегда успеется. Главное — не терять голову.

Фургон замедлил ход. Скрип колёс, ржание лошадей. Приехали. Снаружи слышались голоса. Дверь открылась, и в глаза снова ударил дневной свет.

— Выходи, Волков.

Вылезаю, щурясь от света. Ледяной ветер треплет волосы и тюремную робу. Впереди серое, казённое здание с гербом Имперского Правосудия над входом. Вокруг — оцепление из стражников. Неподалеку с моим фургоном ещё несколько. Видимо, привезли не только меня.

— Идём и без сюрпризов чтобы, — Конвоиры подхватывают под руки и ведут ко входу.

Иду спокойно, не опуская глаз перед людьми. Пусть смотрят. Пусть видят «опасного преступника». Мне нечего скрывать, как и нечего стыдиться. Сделал то, что посчитал правильным в тот момент. Ошибся? Да. Но поступил по совести. Пусть она тут никому и не сдалась, кроме меня самого.

Проходим через высоченные двери. Тут теплее, да и ветер не дует. Большой холл, по бокам гулкие коридоры. Идём вглубь. Проходим дежурного с постовыми. Навстречу попадаются люди в мантиях, чиновники, стражники. Одни смотрят с любопытством, вторые — с презрением, третьи — с равнодушием.

Через пару минут, останавливаемся перед массивной бардовой дверью с табличкой «Зал №3». Конвоиры переглядываются. Усатый кивает.

— Жди. Вызовут.

Первый встал подле. Второй пошёл делать доклад.

Прислоняюсь спиной к холодной стене. Жду. Смотрю то на потолок, то на мимо проходящих сотрудников.

Так прошло минут двадцать.

— Подсудимый Волков, проходите, — обратилась ко мне сотрудница, выглянув из-за двери.

Конвоир чуть подтолкнул в плечо, держа руку на дубинке:

— Пошевеливайся, парень.

Прохожу в зал суда. Потолки тут терялись где-то во мраке, а лепнина с батальными сценами, казалось, наблюдала за очередным смертным, чья судьба вот-вот решится. Тяжёлые бархатные портьеры цвета вина глушили звуки с улицы, отрезая от внешнего мира. Здесь существовали только Закон и его служители. Ну, и те, кто попал в жернова.

Меня ведут мимо немногочисленных зрителей и усаживают на скамью подсудимых. Жёсткая, неудобная, с расчетом на то, чтобы любой севший на неё чувствовал себя максимально некомфортно и униженно. Руки всё также застегнуты за спиной и поднывали от неудобства.

Окидываю взглядом присутствующих. Прямо напротив, в первом ряду, сидела Вера Николаевна. Бабулька. Маленькая, сгорбленная. Выглядела сейчас такой потерянной в этом огромном зале. Вся бледная, глаза