Ненормальный практик 2 - Отшельник Извращённый

— Сашенька! — вырвался у неё надрывный стон.

— Привет, бабуль, — говорю ей, стараясь улыбнуться ободряюще.

— Тишина в зале! — прогундел помощник судьи.

Бабуля вытерла слёзы платком.

Рядом с ней — Виктория. Сидела прямо, в строгом чёрном платье. Ни единого украшения, ни капли эмоций на лице. Только глаза. В них вся буря. И кому как ни мне понять? Посмотрела на меня, а затем куда-то сквозь, на судейское возвышение.

Чуть поодаль восседала женщина в белой мантии и алом берете. Представительница Воронцова. Я не был с ней знаком и вижу впервые. И зачем архимагистр прислал своего человека? Решил узнать информацию из первых уст?

В другой половине зала сидел высокий, тощий тип с нездоровым цветом лица. Кто такой — без понятия. Может, представитель «пострадавшей стороны»? Агент контрразведки, участвовавший в захвате Скворцова? Возможно.

Помимо всех них в зале присутствовали ещё какие-то люди в гражданском, кои также были незнакомы. Что до судейского места, то там согласно регламенту восседали трое. В центре — лысый толстячок с усталыми глазами. По бокам — двое мужчин помоложе и пока похудее. На лицах так и читалось: «нам безразлична твоя судьба, ты просто-навсего строчка в отчёте».

Обвинитель — полковник Бубновская уже стояла перед судейским столом. Прямая, подтянутая, в безупречной коричневой форме. И приступила к обвинению. Монотонно, чётко, безжалостно перечисляя мои «подвиги»: нарушение дисциплины, подозрение в поджоге, и ядовитая вишенка на торте — пособничество в побеге особо опасного государственного преступника, британского шпиона Скворцова. Звучало внушительно. Я прямо отъявленный злодей.

И как бы всё. Аргументы защиты были, видимо, заслушаны до моего появления. Меня привели к финалу. Неужели такая текучка, что не хватает времени?

— Встать! Суд удаляется для вынесения вердикта! — провозгласил пристав со скучающим лицом.

Все присутствующие поднялись. Судьи, поправляя мантии, удалились в совещательную комнату. Дверь закрылась. И повисла тишина. Густая, вязкая, тяжёлая. Только плач бабушки, да шёпот присутствующих нарушали её. Смотрю в одну точку на стене. Что ж, остаётся только дождаться приговора.

Двадцать минут ожидания растянулись в вечность.

Виктория нервно постукивала пальцами по подлокотнику. Представительница Воронцова что-то малевала в блокноте. Бабуля всё ниже склоняла голову.

И дверь открылась. Судьи вернулись.

— Встать! Суд выносит вердикт! — прогундел пристав.

Все поднялись. Взглянули на меня — сочувствующе, осуждающе, безразлично. По-всякому.

Лысый толстяк прокашлялся и принялся зачитывать с листа:

— Заслушав все стороны и рассмотрев представленные доказательства, суд постановляет: гражданин Волков Александр Николаевич, хотя и не является агентом британской разведки или сознательным пособником государственной измены, своими действиями способствовал бегству шпиона Дмитрия Александровича Скворцова.

Сделал паузу, переворачивая страницу.

— Учитывая прошлые заслуги обвиняемого, а именно победу на турнире академий, представляя честь Городской Военной Академии Практической Эфирологии, а также принимая во внимание выяснившиеся обстоятельства пожара в книжной лавке Волковых, произошедшего из-за невыключенного эфирного нагревателя, что подтверждается заключением экспертизы…

Помощница Воронцова кивнула, услышав эту формулировку. Судья продолжил:

— … гражданин Волков приговаривается к следующему наказанию: полугодовой службе в батальоне «Чёрный Лебедь» на передовой северной границы, с полным лишением свободы и под постоянным наблюдением командования.

— Как⁈ Сашенька! За что⁈ — выпалила бабушка.

— Чёрный Лебедь? Вы серьёзно? — возмутилась Виктория.

— Так с ним и надо! — а это уже со стороны обвинения.

— Сгниёт там пацан, эх, — надо же, тут и сочувствующие есть.

— Не сгниёт, так замёрзнет.

— Тишина!

В зале продолжились обсуждения, но уже куда тише. Неудивительно. «Чёрный Лебедь» — легендарное штрафное подразделение, куда отправляли самых отъявленных преступников, давая им шанс искупить вину кровью. По неофициальной статистике, выживал лишь один из десяти солдат, направленных туда. И это было ещё оптимистичной оценкой.

— Приговор окончательный, обжалованию не подлежит, — завершил судья и ударил молотком. — Исполнение приговора начинается сегодня. Даю минуту на прощание.

Минута. Вот он — щедрый подарок от Имперского Правосудия.

Конвоиры отошли в стороны. Первой подбежала бабушка. Щёки мокрые от слёз, руки дрожали. Вцепилась в мою тюремную робу, боясь, что растворюсь в воздухе прямо здесь.

— Сашенька! Внучек! Куда же тебя⁈ На войну⁈ Без обучения должного⁈ За что⁈ Ты же… ты же хороший! Ты не мог…

— Тише, бабуль, тише, — пытаюсь обнять её, насколько позволяли наручники. — Всё будет хорошо. Не переживай. Это всего на полгода. Вернусь. Ты только береги себя.

— Но там же… опасно… убивают… а ты ещё академию не закончил… — её голос срывался.

— Буду обучаться на ходу. А ты пока подумай насчёт юга. Вернусь, и уедем. Купим домик у моря. Будешь мне пирожки печь. Договорились?

Она кивала, не в силах говорить, слёзы всё текли по морщинистым щекам. Гадство, и за что старушке такое горе?

— Иди, бабуль. И не плачь. Всё будет хорошо, — и мягко отстраняю её. Пусть видит, что со мной всё в порядке.

Она отошла, поддерживаемая под руку судебным клерком, который сжалился над старушкой.

И подошла Виктория. Лицо — всё та же маска холода, но глаза… Я видел в них всё.

— Волков, — сказала она тихо. — Ты идиот.

— Возможно, — не стал даже спорить. — Но сделал то, что считал нужным.

— Твоё «нужно» вышло тебе полугодом в аду, — она немного повысила голос. — Ты хоть понимаешь, куда попадёшь? «Чёрный Лебедь» — мясорубка! Смерть…

— Я в курсе. Но я вернусь.

— Вернёшься? — она криво усмехнулась. Глаза намокли. Но тон всё тот же сердитый. — Если от тебя хоть что-то останется.

Она помолчала, а затем:

— Наше пари…

— Можешь забыть о нём, — и улыбаюсь спокойно, с лёгким сожалением во взгляде. Конечно, мне было жаль, что мы с Викой так и не провели ночь вместе. Но заставлять её ждать полгода моего возвращения? Из места откуда мало кто возвращается? Не стоит. Она не моя девушка. Пусть не переживает, что меня в любой момент могут убить, и живёт спокойно.

В её глазах мелькнуло удивление. А после — раздражение.

— Значит так ты решил, — выдохнула она.

— Да. И не испытываю никаких сожалений.

По её щеке прокатилась слеза. Смотрела на меня таким долгим взглядом. А затем… затем обняла, тихо сказав:

— Даже сейчас… — и сглотнула. — Сколько в тебе сил? Будь осторожен там. И… постарайся выжить.

— Непременно, Вика-Виктория, не