Иные - Александра Яковлева

— Тебя что, держали насильно? — Аня оглянулась на замок. — Разве тех, кто владеет замком, могут забирать в сумасшедший дом?

— Еще как могут, — усмехнулся Макс, но вышло не очень-то весело, даже жестко. Он снова сел и вдруг оказался близко к Ане. Его рука накрыла ее пальцы и крепко, до боли сжала. — Я ведь говорил: я такой же, как ты. И понимаю тебя как никто другой. Тебя держали в клетке и пытали… — Он резко перевернул ее руку, вжал палец в клеймо на запястье так, что Аня охнула от неожиданности. — Меня тоже. Но я справился и стал сильнее, чем был. Станешь и ты. Попробуй сейчас? Не бойся мне навредить, просто попробуй.

— Ничего не получится… — залепетала Аня, пытаясь вырвать руку.

— Почему?

Она закусила губу. Как ему объяснить? Пока нет опасности, марево не сработает. А единственное, что грозило ей здесь, на скальной ладони леса, вызывало не совсем страх. Не только его. Макс был близко, настолько, что она чувствовала его запах. Запах грозы над полем.

Этот запах она любила больше всего, еще с детства. После знойного пекла бежать навстречу туче, обмирая от грома и белых языков молний, падать в теплые руки дождя, закручиваться в змеистом вихре… Мама называла грозу огненным змеем. Вот бы сейчас разразилось.

— Погода не та, — отшутилась она, наконец отстранившись. — Солнышко такое хорошее. Жаль, что его все меньше и меньше. Сегодня равноденствие, ты знаешь?

Макс, конечно, знал: в его обсерватории под куполом башни Аня видела не только модель Солнечной системы, но и кропотливые расчеты движения планет, сделанные его рукой. Макс был явно увлечен далеким космосом — впрочем, в тот вечер он едва обращал внимание на звездное небо. Стоило ей вспомнить о продуваемой всеми ветрами башне, как по телу побежала дрожь. Аня плотнее закуталась в шаль.

— Замерзла? — словно очнулся Макс. — Идем домой?

Дом… Впервые она подумала о замке как о новом доме, и тревога сжала горячими пальцами ее ребра. Неужели ей и впрямь придется надеть то королевское золотое платье — драгоценную чешую — и выйти к гостям Макса? А потом весь вечер улыбаться им, делать вид, что понимает разговоры, пытаться понравиться…

— Вот бы время остановилось, — сказала она. — Замереть бы так, в этом дне, в этом году.

Макс понял ее слова по-своему.

— Боишься, что я стану еще на год старше тебя? — рассмеялся он. — Разве это имеет значение… для дружбы?

— Нет, просто… — Аня совсем смутилась и пыталась подыскать подходящее оправдание. — Я не знаю, что тебе подарить. У меня нет ничего. Только я сама и моя сила.

Макс взял ее руку и впервые поднес к губам. Едва коснулся пальцев — одним дыханием, опалив.

— Этого более чем достаточно, Анники, — сказал он.

Вернувшись в свою комнату, Аня долго не могла прийти в себя. Ходила из угла в угол, как одержимая, подхватывала и переставляла вещи, едва осознавая, что берет в руки. Несколько раз прикладывала к себе платье и отбрасывала. Взяв его в руки снова, вдруг поняла, что ей совсем не нравится «хвост» из присобранной ткани, который был нашит ниже поясницы. Слишком вульгарно, слишком привлекает взгляд. Слишком. Слишком. Эта красота, роскошь, наряды — не для нее.

Она села у окна с платьем на коленях. В коробке со швейными принадлежностями нашелся распарыватель. Аня делала все на удивление быстро и аккуратно, будто, как и Лидочка, всю жизнь проработала с дорогими тканями. Она сама не ожидала, но руки, соскучившись по труду, справлялись лучше, чем когда-либо.

Когда Аня закончила, остался лишний кусок ткани. Теперь она могла сделать кое-что и для Макса — в качестве подарка. Вот оно, ее умение — хорошее, полезное, человеческое. После того страшного дня, когда прежняя жизнь, кое-как слепленная, окончательно развалилась на части, Аня совсем забыла о том, что способна не только убивать.

Она нашла подходящие по цвету нитки, заправила их в шпульку, а шпульку — в машинку. Нога привычно опустилась на чугунную педаль, вытягивая нить, пальцы завели ткань под лапку.

Аня качала ногой, и машинка стрекотала, как целое поле кузнечиков в жаркий июльский полдень.

1. Я ей все рассказал, Мэрит. Я просто не мог молчать (нем.).

1. Я ей все рассказал, Мэрит. Я просто не мог молчать (нем.).

Лихолетов

Первое, что он увидел, когда пришел в себя, — голенища кирзовых сапог. Они мелькали перед глазами, из-под подошв вылетали комья грязи вперемешку с опавшими листьями и травой. Лихолетов понял, что висит вниз головой на плече у кого-то огромного, шагавшего широко и грузно. Висок болел, твердое плечо вдавливалось в живот. Лихолетов приподнял голову, чтобы оглядеться, и тут же полетел на землю, словно вязанка дров, которую наконец донесли до дома.

Медведь на ходу крутанул рукой, разминая плечо, на котором нес Лихолетова.

— Спасибо, друг! — громко сказал ему Лихолетов и кое-как поднялся с земли.

Голова закружилась, его повело, и он снова чуть не упал. Но Медведь и не думал ждать или тем более интересоваться самочувствием.

— Приказ не отставать от группы, — отчеканил он, не оборачиваясь.

Вслед за Медведем мимо Лихолетова прошла Лиса, даже не взглянув на него, и скрылась за ветвями ели. Они находились в каком-то густом смешанном лесу и двигались, судя по солнцу, на северо-запад.

Третий боец отряда «М», Волк, заметно отставал. Шел ссутулившись, держался за живот. Когда он приблизился, Лихолетов увидел, что ткань его формы под ремнем темная и намокшая, а пальцы алые от крови. Волк поравнялся с Лихолетовым, и от запаха замутило еще больше.

— Стойте! — крикнул Лихолетов в спину Медведю и Лисе. — Привал нужен!

Но никто не остановился. Даже Волк, сжав зубы до вздувшихся желваков, продолжал переставлять ноги, хотя казалось, он вот-вот свалится и больше не встанет. Лихолетов бросился к командиру, догнал, дернул за плечо:

— Стой, говорю. У тебя солдат ранен, не видишь? Он сейчас кровью изойдет.

Медведь скинул его руку едва заметным движением и даже не замедлился.

— Приказ быть на точке ко времени, — отчеканил, отодвигая со своего пути еловую лапу.

Лихолетов застыл с открытым ртом, и ветка прилетела ему в лицо, но он едва заметил, как хлестнули по щеке иголки. Бесчеловечность этого ответа