Иные - Александра Яковлева

Волк прошел мимо, и Лихолетов окликнул его:

— Эй, ты как?..

Волк, как слабое эхо Медведя, ответил теми же словами:

— Приказ быть… ко времени.

— Даже догадываюсь, чей приказ, — процедил Лихолетов сквозь зубы.

Он подстроился под шаг Волка, чтобы приглядывать за ним — кто-то ведь должен, и, готовый в любую секунду подхватить раненого, стал насвистывать популярный романс. Подумал, Волку так будет веселее. Но Волк, кажется, совсем не уважал музыку: только хмурился и молчал. Рука, зажимавшая рану, была уже вся в крови. Нужно перевязать, но Волк не взял даже платок, который Лихолетов ему протянул.

Интересно, размышлял он, если Волк сейчас рухнет, Медведь понесет его на плече, как нес Лихолетова, или бросит под кустом умирать? Когда приказы, отданные в далеких слепых кабинетах, ставятся превыше жизни бойца, который может глупо погибнуть здесь и сейчас, какой же ты, к бесам, командир? Как ты посмотришь в глаза матери этого бойца, если он умрет даже не от вражьей пули, а исключительно по твоей дурости?

Приказы, пусть и самые бездарные, можно выполнять гибко, сохраняя при этом людей. Главное — пользоваться головой. Лихолетов сам командовал отрядом «М» и свою должность получил вовсе не за родственные связи с капитаном Петровым, а, пожалуй, за смекалку.

Однажды на учениях нужно было разминировать берег, чтобы пройти к реке, и все сразу бросились рисковать своими конечностями. То есть никто, конечно, не рисковал всерьез, мины-то были учебные, но в боевой ситуации они бы повзлетали на воздух с таким подходом к делу. Лихолетов отыскал на берегу бревно покрепче, велел разойтись и просто скатил его с обрыва в воду. Там, где оно пронеслось, земля весело захлопала, и получилась довольно широкая безопасная тропа, по которой прошел весь отряд. А на том бревне они потом еще и тяжелые ранцы переправили.

Это Степаныч назвал Лихолетова смекалистым. Хороший был мужик, офицер, занимался подготовкой их отряда и вместе с Лихолетовым был в Мадриде. Жаль, погиб, пустив себе пулю по приказу Нойманна. Оказывается, бывают все-таки приказы, которые никак не обойдешь, не переборешь смекалкой. Тебе либо везет — либо нет. Вот Степанычу не повезло, и никому в тот день не повезло. Один Лихолетов спасся. И раз уж его вынесло из мадридского дыма и огня, раз уж сохранило — то, видимо, для того чтобы сейчас он шел через немецкий лес. Чтобы снова посмотрел в глаза Нойманну. А дальше… Что будет дальше, он пока не думал.

Волк оступился, охнув, и Лихолетов подхватил его, закинул руку на плечо.

— Да что ж ты с собой делаешь?.. — проворчал он и сам затолкал платок за ремень. Тот быстро пропитался кровью. — Ну, перевязать же надо.

Волк хмуро взглянул на него и открыл было рот, но Лихолетов перебил:

— Да-да, приказ быть ко времени на точке, слышал уже. Только ты будешь не на точке, а при смерти, если сейчас не отдохнешь. И что мы потом скажем твоей жене? — Лихолетов легко похлопал его по плечу, подбадривая. — Жена-то есть у тебя? Или невеста?

Волк молчал.

— Мама с папой? — попытался еще раз Лихолетов. Волк снова промолчал. — Ты что, сирота?

И тогда Волк сказал:

— Нет информации.

Лихолетов сбился с шага и едва не свалился под тяжестью Волка.

— В смысле — нет информации? — переспросил он. — А у кого есть?

— Вся информация у полковника Петрова.

И тут Лихолетов кое-что вспомнил. Ходили среди офицеров слухи о каком-то секретном проекте, связанном с НИИ мозга. Проект курировал лично Петров. Но Лихолетов ничего об этом не знал, а тесть не рассказывал. И только когда произошла чрезвычайная ситуация, как фокусник, вытащил откуда-то новых бойцов отряда «М», да не простых, а… таких. Которые и на людей-то не похожи — идут себе и идут, словно машины, даже с дырой в животе. Ничего не чувствуют. Не владеют информацией о своих родных.

— А тебя как зовут-то? — осторожно спросил Лихолетов.

— Позывной «Волк».

— Да нет, я про настоящее имя. Меня Иван зовут, а тебя?

Но Волк только клацнул зубами.

Аня

К вечеру гости стали собираться на праздник: из окна своей комнаты Аня видела вереницу черных автомобилей, которая тянулась к замку, петляя вместе с поворотами дороги. Автомобили въезжали на мост и пропадали в воротах. Из холла уже доносились звуки музыки — пора было спускаться.

Аня в который раз оглядела себя в зеркало: платье плотно облегало фигуру, но в то же время создавало формы. В нем она чувствовала себя другой — взрослой, женственной. Красивой. Даже короткие волосы выглядели удивительно уместно с открытой шеей и спиной, а небольшая переделка пошла только на пользу платью.

Полчаса назад к ней заходила Катарина. Она помогла с укладкой и застежкой, и, хоть они не сказали друг другу ни слова, Аня чувствовала благодарность за помощь. Такая женщина, как Катарина, знала толк в женской красоте, в том, как нравиться. От нее пахло горькими садовыми розами, светлые волосы были завиты в крупные локоны, но одежда все еще оставалась повседневной. Наверное, ее вечерний наряд такой же красивый, как Анин.

Придерживая подол, чтобы ненароком не наступить на него, Аня спустилась по лестнице. Смех и музыка окатили ее золотыми волнами. Гости собирались внизу и проходили в залу, где играл детский оркестр. Женщины в таких же струящихся платьях, с перьями в волосах и в высоких перчатках радостно вскрикивали, узнавая друг друга, и звонко чмокали воздух около щек. Мужчины, одетые в парадную военную форму, с алыми нашивками на рукавах, густо смеялись, жали руки, целовали дамам пальцы. У каждого к одежде был приколот букет-комплимент — их раздавали дети.

Аня замерла в нерешительности на ступеньке, боясь, что сейчас с ней тоже заговорят, а она не сможет ответить. Среди незнакомых лиц Аня попыталась найти Макса — единственного, кто мог ее понять, — как вдруг увидела Боруха. Он стоял у входа в залу, держа на раскрытой ладони поднос с бокалами шампанского. Борух повернул к ней голову, и Аня помахала ему, привлекая внимание. Однако, к ее ужасу, вместо Боруха по лестнице взбежал светловолосый молодой человек. Его глаза сияли. Юноша заговорил торопливо и сбивчиво, и Ане захотелось раствориться в воздухе: она не понимала ни слова из его пылкой речи.